Лес

На дороге нас и в самом деле поджидал черный «мерседес». На капоте трепетал красный флажок со свастикой в белом круге. Шофер, крупнотелый ефрейтор в зеленой полевой форме и с автоматом наперевес, любезно придержал рукой открытую дверцу, пока мы усаживались. Уже в салоне автомобиля я перевел взгляд на Глассермана. Он улыбался каким-то своим мыслям и явно был доволен окружавшим нас кошмаром. Определенно, эта отвратительная зеленная униформа без знаков отличия (такая же была и на мне) ему не шла, я привык видеть его в белом халате. Еще больше меня удивляло и смущало отсутствие столь привычных мне огромных очков, занимавших почти половину докторского лица. Сейчас же на нем были маленькие круглые стеклышки в стальной оправе, которые придавали его лицу выражение какой-то детской беззащитности.

Машина подпрыгивала на ухабах, за пыльными окнами проплывали (точнее — пропрыгивали) холмы, рощи и долины, повсюду шли ожесточенные бои. Все перемешались в этой кровавой бойне египтяне, вавилоняне, крестоносцы, гунны, татары, росичи… Пришлось изрядно поколесить вдоль одной из речушек, пока нашли брод, поскольку мост оказался взорван. «Партизаны», — пояснил лейтенант. Дорога расширялась, теперь стали встречаться мотоциклисты, грузовики, крытые маскировочными сетками, пехотные колонны. Солдаты с закатанными до локтей рукавами и пилотками набекрень двигались вразнобой, не соблюдая строя — по всему было видно, что они еще не обожжены тяжелыми сражениями. Глядя на их самодовольные лица, я с невольным злорадством подумал о зиме 1942 года. Водитель снизил скорость — дорога змеилась вверх по склону высокого холма. Вдоль дороги тянулись бетонные панцири пулеметных дзотов, из окопов выглядывали солдаты с фаустпатронами и огнеметами, то тут, то там зловеще вглядывались в небо дула орудий и минометов. Через каждые сто метров дорогу преграждали шлагбаумы, но пропуск лейтенанта неизменно заставлял мрачных офицеров вытягиваться во «фрунт».

Наконец мы выехали на широкую, пологую вершину холма. Лейтенант остался в машине, а мы в сопровождении четырех автоматчиков с бульдожьими физиономиями направились к массивному бетонному строению без окон. Это и был императорский бункер. У входа, возле огромного стола, заваленного картами, кучковались генералы в мундирах едва ли не всех эпох. Но вдруг гомон стих и толпа рассеялась, будто в самый центр ее упала бомба. Одни кинулись вниз по склону, другие поспешно растворились за бронированной дверью бункера. Возле стола остался лишь невысокий мужчинка среднего возраста, облаченный в чересчур широкую для него серо-зеленую шинель и высокую фуражку. Небрежным взмахом руки он отослал автоматчиков и, комично выпятив грудь, приблизился к нам.

— Здравствуйте, Адольф. — улыбнулся Глассерман.

— Привет, — кивнул Бонапарт и хитро посмотрел на доктора. — М-да, доктор, наглости вам не занимать. В последнее время даже Геринг опасается обращаться ко мне иначе, как «мой фюрер» или «сир». Поражаюсь, как вообще у вас хватило смелости припереться сюда! Вы ведь теперь в моих руках, а, доктор? — он хихикнул, отчего его смешные усики вздернулись. — Одно мое слово, и вас тут же расстреляют… Или в концлагерь могу упечь. Знаете, я ведь построил несколько концлагерей. Да-да, я учел прошлые ошибки, допущенные свиньей Гиммлером. Вот посидите там недельку-другую — глядишь, и раскаетесь в своем непочтительном отношении к Адольфу Бонапарту… Или нет! Придумал! — театральным жестом он хлопнул себя по лбу, пересеченному слипшейся прядью волос. — Сначала я отдам вас парням из гестапо. А концлагерь потом.

Он не выглядел страшным. Он был просто противным, настолько, что я не сдержался.

— Вам не наскучило кривляться, Бонапарт? Что вы несете, когда сами прекрасно знаете: ничего вы с нами не сделаете.

Адольф ошалело уставился на меня, будто только теперь заметил.

— О-ба! А это еще кто такой?

— Мой новый ассистент, доктор Стоев. Прошу любить и жаловать. А вообще-то, Адольф, молодой человек ведь прав. Давайте поскорее перейдем к делу и поговорим, как взрослые люди.

— Ладно уж, — обиженно пробормотал Бонапарт. — Шучу я. Не от хорошей же жизни! Эх, да если бы я знал, сколько неприятностей свалится на меня! Готы вот ни черта не смыслят в дисциплине, разбил в пух и прах англичан, а они успели улизнуть на кораблях, а для штурма Англии я еще не готов… Доннерветтер, доктор, в этом мире все не так, все наоборот! Возьмите, к примеру, Сталинград, — император неопределенно махнул куда-то в сторону от холма. — Уже три дня его атакую, а он не сдается, гад! Я официально заявляю протест и настаиваю на санкциях против Сталинграда.

— Э-ге, — усмехнулся Глассерман. — Сами заварили кашу, а теперь пытаетесь свалить с больной головы на здоровую. Ха, Сталинград! Так вы еще под Ватерлоо вздумаете драться!

Бонапарт презрительно хмыкнул.