ЛЕС

— Митька! — крикнул я вниз. — Ты чего меня тут бросил? Я же не знаю, как надо вниз прыгать, я только вверх умею!

— Да проще простого! — донеслось снизу. — Просто приседаешь и спрыгиваешь!

Сказал! Блин!

Я присел, луна отсвечивала сквозь ветки, расчеркивая белыми слепящими полосами. Где тут нижняя ветка, хрен чего увидишь! А вниз лететь — переломаешься весь, пока долетишь! Митька спускался резво, привычно, похрустывая уже на несколько ярусов ниже.

Ну, Митька!

Что ж, поехали! Один раз живем! Чему быть — того не миновать!

Я перехватился руками, спустил с ветки ноги, опустился на руках. Посмотрел вниз, ища глазами следующую ветку. Придется слегка раскачиваться. Раскачался, спрыгнул — еле-еле попал на нижнюю ветку, зашатался, сердце ушло в пятки, быстро присел, схватился руками, снова спустил ноги и… так далее.

Догнал Митьку почти в самом низу.

— Ты чего меня бросил?

— А чего?

— Я ж не знаю, как спускаться!

— Спустился же, — пожал плечами Митька. — Научился.

— Научился, — передразнил я, ловко спрыгивая с последней ветки на мостки. Те закачались, вдали залаяла собака.

— Да тихо ты! — зашептал сверху Митька. — Здесь надо на руках было спускаться! Ты же мог на мостках провалиться!

— Не провалился же! — сказал я, гордый собой. — Не боись, со мной не пропадешь! Видишь, как я быстро всему учусь!

— Вижу, — пробурчал Митька, плавно опускаясь рядом. — Не переучись только.

И спрыгнул под мостки в траву.

Что он имел ввиду? Я так и не понял.

— Я домой, — крикнул он шепотом снизу. — Завтра с восходом приду!

— Окей! — сказал я, приноравливаясь к прыжку.

— Чего?

— Хорошо, говорю! Жду!

— А! — Митька уже шел вдоль домов под крышами в тени отсвечивающей луны.

Я глянул из колодца наверх. Луны отсюда видно не было. Только свет ее играл на верхних ветках деревьев-гигантов. Вид вообще никакой. Даже мрачный.

Резко похолодало.

Я поежился, вздохнул и побрел к себе.

Ночью мне приснилась какая-то женщина. Может, девушка. Стройная, молодая. Лица ее я не видел. Она стояла спиной ко мне у большого светлого окна и держала что-то в руках, будто бы ребенка грудного. Окно было распахнуто, перед ним колыхались светлые прозрачные шторы. Волосы женщины тоже трепал ветерок. За окном шумел лес — нормальный лес, обычный. Привычный. Птицы разноголосо щебетали. И окно было нормальное — большое.

Глава 8. Долгие проводы

Я проснулся от нудного тихого стука.

Светало. Мутный туманный утренний свет кое-как пробивался в маленькие окошки. На окне я увидел того, кто меня разбудил в такую рань — муха. Жирная такая она ползала по стеклу, набираясь сил, потом взлетала и с размаху шмякалась в стекло. Размером с боб или вишню (в моем мире) эта толстая черная зараза тупо билась в светлый проем, пытаясь безуспешно вылететь. Раз пятнадцать-двадцать подряд, потом садилась на стекло, отдыхала и по новой.

Чтоб тебя!

Встать, шлепнуть ее?

Но она такая огромная, что пятно на пол окна останется, отмывать потом. Ну ее!

Я забрался с головой под шкуру, надеясь не слышать отвратительные жирные шлепки и еще подремать. Где там!

Ладно, придется вставать.

Рассвело, значит с минуты на минуту прибежит рыжий Митька — все деревенские рано встают. А это поселение точно имело именно деревенский уклад.

Я вылез из-под шкур, зябко поежился, быстро оделся, умылся. Кофейку бы сейчас! Но где ж его взять в этом средневековье. Лучшее, чего можно было ожидать только чай на травах. А у меня, точнее у Никифора, они, интересно, в хозяйстве есть? Должны быть.

Вот интересно: тело Никифора, а потребности в кофе мои. Психологическая зависимость?

Я пошарил на полках в коробочках и баночках. Что-то нашел, понюхал — вроде то, а, может и нет. Решил не рисковать, подождать Митьку. А то заваришь еще что-нибудь не то, только хуже сделаешь. Вообще-то и отравиться запросто можно.

Зачерпнул кружкой простой водички из кадки, маленькими глотками выпил, глядя через мутное окно на улицу. Довольно неплохо и эта живая вода взбодрила, по крайней мере, глаза стали лучше видеть.

А за окном уже была движуха: ходили мужики, бабы, гуси стайкой прошлепали. Это я только когда пригляделся, то понял, что это гуси, а сначала подумал, что индюки — такие они были жирные, вальяжные, откормленные. Кто-то не своим голосом звал то ли Полиграфа, то ли Поликарпа, не понятно. Потом увидел животное, от вида которого чуть кружку не выронил из рук. Мужик проходил мимо крепкий, бородатый, ну это как большинство здесь, и вел на поводке… я сначала думал бычка, а он какой-то уж больно волосатый, хвост пушистый, пригляделся, а это собака! Елки-палки! Собака с бычка, килограмм под двести или триста и ростом почти с мужика! Медведь, да и только, только длинноногий и не косолапый! На таких собаках вполне можно по лесу рысцой, вместо коня!

Я хотел точные параметры узнать, воспользовавшись считывателем в своей голове, но поздно вспомнил, они уже прошли.

Я поставил кружку на стол, сел. Нехорошее чувство где-то внутри появилось. Холодок какой-то. Это, если собачка такая с медведя, то медведь тогда какой?

Даже представлять не хотелось.