Лесь

Теперь ему было не до спортлото. В паническом ужасе перед неизвестным, таинственным катаклизмом Лесь разогнался без оглядки. Нужные материалы нашлись. В половине двенадцатого Лесь заделал дыру и заштукатурил стену в передней, высушил её жениным феном для волос и выкрасил плакатной краской, закрепил гипсом пробки для вешалки в ванной. Потом развесил все занавески — насчет некоторых даже поколебался, не выстирать ли их сразу, — и приступил к полу. В час ночи весь паркет сиял, а Лесь трудолюбиво выколупывал из ванны песок, цемент и гипс, забившие сток. В половине второго он закончил сей поистине гигантский, геркулесов труд, рухнул на табуретку в кухне и постарался заодно упорядочить мысли.

Касеньки все еще не было. Вряд ли она бросила его насовсем, больно много вещей осталось… Какой-нибудь несчастный случай? Катастрофа?!..

Через двадцать минут Лесь изучил телефоны дежурных больниц, «Скорой помощи» и милиции. Ни одна из этих организаций ничего о Касеньке не знала.

Дела обстояли из рук вон. Обдумывая и анализируя ситуацию, вспомнил о проклятом спортлото. Ну, это уже чересчур. В горле стоял ком, голова тяжелая, в желудке свербело. Жуткая усталость от каторжной работы, расшалившиеся нервы — все это грозило истерикой. Он быстро оделся и выбежал на улицу.

Ровно через десять минут вернулась жена.

Веселые Касенькины друзья отличались блестящей творческой изобретательностью и придумали оригинальный способ проведения вечера. Решили отправиться на природу, найти хорошее место, разложить костер и печь гуся в глине. Энтузиастов насчитывалось восемь человек на двух машинах.

Переговоры с обладательницей гуся в одной из подваршавских деревень на Висле затянулись, ибо консервативная собственница твердо отказывалась продать птицу в столь несоответствующее время года и предлагала странному обществу отложить торг до ноября. Разжечь костер на лугу около реки с помощью собранного в рощицах отсыревшего топлива тоже удалось не сразу. Еще больше затянулись поиски нужной глины, выкапывание её в темноте голыми руками и кража с соседнего поля картошки, надобной для фаршировки гуся. В конце концов гуся начали печь.

Предприимчивая компания часов не наблюдала, ибо, учитывая характер местности, с топливом было плохо, и особи с растрепанными волосами и хищными взглядами браконьерствовали в пределах двух километров от священного огня. Восьмой отчаянными усилиями старался поддержать костерок, разгребая огонь палкой и подбрасывая все подряд, скандаля и понося медлительных добытчиков. Гусь якобы пекся, пахло горелым пером, равнодушная к земным заботам луна совершала свой путь по небу, хранители огня сменялись каждые полчаса, а время шло. Сожрали всю украденную картошку, кроме той, что запихали в гуся. Выпили пол-литра сливовицы, сперва оставленной в качестве антидота на жирное гусиное мясо. Высушили одежду, промоченную в водах королевы польских рек, пока искали глину. А гусь все пекся или делал вид, что пекся…

В половине второго ночи терпение зверски голодных участников пикника лопнуло. Дрожащими от жадной поспешности руками выгребли птицу из догорающего огня и разбили затвердевшую глину. И с первым же взглядом на результат многочасовых кулинарных изощрений надежды увяли, сомнения расцвели, а голод усилился.

Гусь выглядел странновато. Спинка обуглилась вместе с пером, а грудки огонь вроде бы и не коснулся. Ни один из компонентов гуся не годился для еды, несмотря на энергичную возню и феноменальное терпение.

Посему потребили частью обгоревшие, а частью недопеченые картофелины и, выплевывая обугленные перья, выковыривая из зубов волокна неимоверно жесткого мяса, решили закончить пиршество. Послышалось, правда, робкое предложение допечь гуся на новом костре, но тогда пришлось бы переменить место бивака, ибо на оккупированной местности все топливо уже было сожжено. Эти непредвиденные трудности, а также усилившийся голод побудили все общество вернуться к родным пенатам.

Потому-то Касенька, вопреки диспозиции, оказалась дома не в одиннадцать, а только в три часа ночи, смертельно голодная, перепачканная землей, обгорелой картошкой и углем, пропахшая дымом, с опаленными бровями, ресницами и волосами, усталая от поисков дров и отчаянно засыпающая. Запланированный кабацкий скандал висел дамокловым мечом над её страждущей подушки головой.

Отсутствие Леся вызвало смешанные чувства. С одной стороны, идеальный порядок очень её утешил, а с другой, её весьма обозлило, что в такую пору ночи Лесь улизнул из дома, избежав упреков, аргументов и убеждений. Правда, отсрочка кабацкого скандала в данный момент устраивала Касеньку. Покачиваясь от усталости, но незыблемая в принципах, она пока что отправилась спать.