Негодование Леся било через край: пробежав несколько раз спринтерскую дистанцию раздевалка — рабочая комната и обратно, он принял, наконец, историческое решение. Мужественно натянул пиджак и халат, босые ноги, вздрогнув от омерзения, сунул в сырые, осклизлые ботинки, схватил скомканные брюки, пальто, галстук и рубашку и выбежал с работы. Внизу осторожно выглянул из подворотни и, обождав, пока на улице будет поменьше народу, выскочил и перебежал на другую сторону. Решил схватить любую машину — по Кредитовой было одностороннее движение. На стоянку такси идти побоялся — вдруг еще наткнется на милиционера. Спрятался в подворотню на противоположной стороне и, выскакивая то и дело, отчаянно махал проезжавшему транспорту.
Два свободных такси при виде внезапно выскочившего из подворотни невероятно экипированного типа прибавили скорость. Другие машины поначалу тормозили, но при его приближении стрелой уносились вдаль. Немногочисленные прохожие оглядывались, останавливались на безопасном расстоянии.
Лесю становилось очень и очень не по себе. Ноги замерзли в осклизлых башмаках, кое-как свернутая экс-одежда валилась из рук, хуже того, сзади, у другого торца подворотни собралась кучка детей, оживленно комментирующих сенсационное явление.
Заинтригованная ребячьим гамом сторожиха вышла взглянуть, что творится в её подворотне: молодец, одетый в пиджак и в нечто вроде короткой бежевой юбки, из-под которой торчали голые ноги, метался и размахивал узлом какого-то ужасного тряпья. Сторожиха захлебнулась ужасом, потом пронзительно завопила:
— Псих!!! Спасите!!! Милиция!!!..
Лесь совсем обезумел: оглянулся, подергался туда-сюда, выскочил из подворотни и бросился прямо на очумелую толпу прохожих, собравшуюся на пути к стоянке такси. «Запросто могут задержать», — вертелось в голове и, ничего толком не соображая, он оскалил зубы и ринулся прямо на них, яростно рыча.
Оторопелые поначалу прохожие разбежались в момент. Великолепным спринтом Лесь мчался к стоянке на площади Малаховского, перестав, правда, рычать, но все еще грозясь оскаленными зубами, заклиная в душе судьбу подбросить хоть одно такси.
Скорей всего, разбежались бы и таксисты, покинув своих четырехколесных друзей, не окажись случайно на месте молодой водитель, как раз завязавший роман с некой замужней дамой. Странным своим одеянием Лесь напомнил ему застигнутого врасплох любовника, спасающегося от разъяренного мужа, а спринтерский бег только подтверждал подобное предположение. Он гостеприимно открыл Лесю дверцы:
— Садитесь!
И сорвался на полной скорости.
Предоставленная себе Касенька приступила к корректировке наведенного Лесем порядка, равным образом и к корректировке своих взглядов, перевернутых разговором с Барбарой если не вверх ногами, то уж на девяносто градусов наверняка. Убеждение в эффективности скандальной ночной выходки несколько стушевалось. Она ведь, в сущности, не знала реакций Леся на этот вид протеста против его недостойного поведения. Может, только так и надо, а может… В сомнениях и колебаниях она раскладывала вещи на свои места, размышляя, приступить ли сразу к продолжению Великой Сцены или сначала проверить, какое впечатление оставила прелюдия. Характер склонял к осмотрительному выжиданию, но горький опыт заставлял сомневаться в благотворном влиянии равновесия, спокойствия и рассудительности на непредсказуемые поступки супруга. Злая и возмущенная, недовольная собой, беспокойная и неуверенная, ждала она его возвращения.
Под неприятным впечатлением разговора с водителем, который горячо защищал нелегальных хахалей и ратовал за справедливое наплевательство на обманутых мужей, Лесь влетел домой, пылая жаждой мести. Все еще прижимая к себе страшные лохмотья, достиг наконец порога комнаты, где застал невинную идиллическую картину: старательно разбирающую его рубашки Касеньку и послушно играющего в кубики ребенка. Остановился, сбитый с толку, блуждающим взглядом отыскивая куда-то запрятанного Януша.
— Где он?! — взревел оскорбленный супруг согласно требованиям классической трагедии.
Странный вопрос и дикий вид Леся ошеломили Касеньку, и она застыла с рубашками в объятиях, глядя на него в изумлении и не отвечая.
— Где он?!!! — после повторного рева до разумения Леся дошло вдруг присутствие отпрыска. — Где этот кабан?! При ребенке?!!!
Оригинальное сопоставление ребенка и кабана потрясло Касеньку, и она обрела голос.
— Как ты выглядишь! — воскликнула она с ужасом и удивлением. — Почему не переоделся!
— Тебе не стыдно!!! — заорал Лесь в святом негодовании.
Это он злится, что так долго заставили его ждать на службе без одежды, размышляла она виновато. Энергичные меры, увы, приходилось отложить на будущее. С обычным чувством справедливости она призналась себе: в этом есть, конечно, и её вина… И примирительно сказала:
— Ну ладно, ладно. Может, мы и задержались, но ты сам виноват. Мы не могли найти твои рубашки. А Барбара уехала уже полчаса назад!