Вскоре начал одолевать Стан. Сцепившись с Ласом и оставаясь сверху, он стал дубасить недавнего друга по морде, сквозь зубы говоря в ритме наносимых ударов:
— Это… ты… пожалеешь!.. Ксюня… моя… моя… понимаешь?!.. Ей!.. Нужен!.. Я!.. Понятно?!..
Дерущиеся не услышали негромкие торопливые шаги, недалеко от них перешедшие в бег, поэтому для Стана полнейшей неожиданностью оказались крепкая отрезвляющая оплеуха и выкрик вдруг очутившейся рядом Ксюни:
— Да не нужен ты мне, урод! Отвали от Ласа, ты, подлая тварь! Мне он нужен, а не ты!
Мягко говоря, обалдевший от этого Стан повернулся к сталочке, отвлёкшись от Ласа, и тут же получил сразу два удара: босой ногой Ксюни в нос и кулаком Ласа — в челюсть.
— Он мой, слышишь?! — крикнула Ксюня, вслед за этим выбив Стану пяткой пару зубов, — и получила по шее от подбежавшей Лины.
— Твой?! Да как ты смеешь?!
Тем временем Лас и Стан (оба — немного в шоке от увиденного) встали на ноги и теперь, тяжело дыша, пытались испепелить друг друга взглядами; но это, естественно, у них не получалось. Кулаки их всё ещё были сжаты, но повторно пускать их в ход ни один из подсталкров не решался, не желая ещё больше злить Ксюню. А она, не сумев догнать свою тоже уже бывшую подругу, подошла к Ласу и, приобняв его, с такой же неприязнью посмотрела на Стана.
— Да идите вы все к Первосталку!.. — проговорил тот, видя такое к нему отношение, и, то и дело злобно оглядываясь, побрёл прочь.
На месте только что завершённой битвы остались лишь Лас, Ксюня и Плющ. Какое-то время они не находили слов, осмысливая случившееся.
— А ты что скажешь? — спросил вскоре Лас у Плюща, погрузившегося в раздумья, которые вообще-то следовало назвать «анализом ситуации».
Плющ пожал плечами:
— А что тут говорить?.. Мы стали ждать вас, услышали какую-то возню, девчонки пошли проверить, что там у вас, я — следом… Ну, и всё.
— На чьей ты стороне? — спросил Лас, обнимая плачущую Ксюню и не замечая крови из её носа, всё равно незаметной на его красной клыповой рубахе.
— Да ни на чьей, — ответил Плющ. — Мне все ваши разборки до одного места… Оба хороши: до чего докатились — из-за девчонок драться…
— Это было необходимо.
— Возможно. И вместе с тем просто глупо.
Лас не ответил. Он только высморкал кровь из собственного разбитого носа, вытер физиономию, а ладонь в тёмно-красных, почти чёрных в лучах заходящего солнца каплях обтёр о штаны. Потом посмотрел на Ксюню сверху вниз, поскольку она была на добрых шесть или семь врехов ниже его, и стал вытирать от крови и её лицо.
А Ксюня подняла голову и взглянула Ласу в глаза — благодарно и преданно, и это стало той цепью, которая и сковала этих двоих.
— Не плачь. Всё хорошо… — произнёс Лас, одной рукой обнимая Ксюню за талию — не властно, как Стан, а нежно и естественно, — и они вышли из леса вслед за Плющом, который в своей синей одежде растворился в наступающих сумерках, и пошли под углом к скоплению домов, маячившему перед ними, желая и дальше не уходить с окраины.
— Погуляем до полуночи? — спросила успокоившаяся Ксюня. — Сегодня на закате всё только начинается…
— Давай погуляем, — устало ответил Лас. Та драка почему-то так его вымотала…
И они пошли по сухой жёсткой траве — две тени в постепенно надвигающемся на деревню ночном мраке.
Наступала удивительная ночь. На чёрном небе яркими белыми точками сияли звёзды, хорошо видные сталкам с их острым зрением; но на небо мало кто обращал внимание.
Сталкеры уединялись со своими жёнами в домах — или где-то в тёмных закоулках деревни, если дома спали дети. Одинокие люди проводили время в компании кувшинов с самогоном.
А Лас и Ксюня просто гуляли — наедине друг с другом, и им не было дела ни до чего другого.
— Ты как, в порядке? — спросил Лас.
Ксюня кивнула и ещё сильнее прижалась щекой к боку Ласа.
— Спасибо тебе, — прошептала она.
— За что? Это я должен благодарить тебя за ту пощёчину Стану… М-да, глупо всё как-то получилось… Зато хотя бы отношения с этими выяснили…
— Мы оба потеряли по одному другу, — сказала Ксюня, — ты — Стана, я — Лину… Даже Плющ, кажется, от тебя отвернулся…
— У меня есть ты, а у тебя — я, — ответил Лас и положил свободную ладонь на руку Ксюни, обнимавшую его спереди. — И поэтому нас двое, а они все — по одном. А значит, мы сильнее их.
Ксюня довольно прикрыла глаза.
Внезапно из темноты перед гуляющей парочкой вынырнул Старик — вдрызг пьяный, размахивающий пустым кувшином.
— Эт-то ещё кто тут гуляет?! — невнятно проговорил он, пошатываясь и воняя перегаром. Всмотрелся в тех, кто ему встретился: — К-ксюня, т-ты, что ли? Быстро домой: уже п-поздно… А эт-то что за хм-хмырь, а? — спросил он, глядя на Ласа. — А ну ж-живо от-отвали от неё, к-кому с-сказал!
— Велк, отстань, а? — ответил Лас, стараясь и не выходить за рамки приличий, и не прогибаться под этого старого пьяного придурка. — Тебе же лучше будет…