Лес и город

Путла остановилась возле двухэтажного строения. Над воротами красовалась вывеска, которую Путла прочла по слогам: «трак-тир». Значит, здесь проезжающий может поесть и переночевать.

Слуга в белом переднике подбежал к повозке, взял лошадь под уздцы. Следом подошёл хозяин в сюртуке брусничного цвета.

— Откуда ты такая взялась, в одном исподнем?

— Я с дядюшкой ехала, — принялась врать Путла, — а он с чего-то зашумел, а потом с телеги соскочил и убежал. Мне и пришлось ехать одной, не ночевать же посреди дороги.

Трактирщик поворошил сено на телеге, вытащил бутыль в штоф размером. Бутыль была вскрыта, но отпито или отлито из неё не слишком много.

— Понятно, с чего твой дядюшка зашумел. Завтра протрезвится и явится за лошадью-то. У тебя деньги есть?

— Не-а. Всё у дядюшки было.

— Понятно. Придёт твой дядюшка завтра, за всё заплатит. Ты есть хочешь?

— Ага.

Отличное слово «Ага». Вроде бы и ответ очевидный, но сразу понятно, что толку от такого человека не добьёшься, пытай — не пытай.

— Щей тебе скоромных налить?

— Ага.

— Гриха, — крикнул хозяин, — накорми девку и уложи на втором этаже, в том покое, что запирается, чтобы никто к ней не вломился, и сама никуда не делась!

— Это мы мигом! — согласился Гриха.

Щи в лесу не в диковинку, но всё крапивные да из кислики, а тут белые, с капусты, да ещё скоромные с салом. С таким харчем век бы в городе жить. Путла наелась, и её разморило. С трудом поднялась на второй этаж, где для неё уже была приготовлена постель. Едва сумела заговорить Гриху, чтобы он забыл дверь запереть. А то сидеть под замком неуютно.

Вынула книгу, которую прятала на теле, раскрыла, попробовала читать по буквам, чтобы вызвать колдовство, какое посильнее.

Вот, скажем, эта буква. Путла почмокала губами, словно целоваться вздумала. Где-то вдалеке залаяли собаки, внизу, где пировали посетители, что-то с грохотом упало и разбилось. Явно колдовство действует, но как? Книгу Путла положила на стол, сама отошла к окну и зачмокала сильнее, желая проверить, как подействует заклинание.

Незапертая дверь распахнулась, в комнату ввалился бородатый мужчина, один из тех, что шумели внизу. Судя по добротной одежде и наетому лицу, это был купец второй, а то и первой гильдии. В гильдиях Путла не разбиралась, но что купчина много о себе мнит, это она видела.

— Вот что, девонька, — выдохнул он, благоухая водочным выхлопом. — Ты меня уважь, а я тебе денег отсыплю, серебром два рубля с полтиною.

Купец уселся за стол и, хлопнув ладонью, выложил несколько тяжеловесных монет. Сколько там денег, Путла не поняла, она никогда не видала таких сумм. Медный пятак: на большее её представления не простирались.

— Книгу отдай, — произнесла Путла, — а там уже говорить будем.

— Книгу? — купец вытянул из-под локтя книжку, раскрыл на первом попавшемся месте. — Куда тебе такая книжонка? Детские потешки. Да ещё без картинок.

— Ты её читать не умеешь. Отдай по-хорошему.

— Не умею? Ну-ка, поглядим:

Андрей-Воробей не гоняй голубей,
Голуби боятся, на крышу садятся,
Крыша ломается, дворники ругаются.

— На тебе твою книжку и ложись в постель, а то мне невмоготу, как до твоего тела охота добраться.

— Как договорились, — сказала Путла, возвращая себе истинный облик.

Купец, успевший спустить штаны, громко икнул и, выворотив дверь, ринулся вниз. Путла, схватив книгу, сгребла заработанные деньги и штоф водки и поспешила следом. Купец, видя, что чудовище гонится за ним, завыл громче корабельной сирены и, окончательно потеряв штаны, выбежал на улицу. Посетители общего зала заревели по нехорошему и полезли под лавки. На улице навстречу Путле выскочил мужик в белом переднике с метлой в руках. Раздув щёки, он засвистел в медный свисток. Этот звук жутко напугал Путлу. В лесу так не свистят. Упав на четвереньки, Путла бросилась наутёк. Сзади слышались крики и разливались свистки.

Как Путла сумела не рассыпать монеты и не разбить бутыль, не знает никто, кроме самой Путлы. Бежать по главным улицам, где теплились фонари, Путла не стала, ноги сами выбирали проулки потемнее, где уже не было никого, кроме загулявших пьяниц. Вскоре впереди показался полосатый столб, загораживающий проезд. Не остановившись ни на мгновение, Путла перепрыгнула шлагбаум.

Город кончился. Дальше темнели несколько кабаков, которым не дозволялось торговать в городской черте, а за ними темнела дорога, по которой только сегодня Путла проезжала на чужой лошади.

Путла поспешно привела свой облик в порядок, оборотившись миловидной девушкой, на которую позарился было купец. В кабак, разумеется, заходить не стала. Она уже поняла, что сама наколдовала приступ похоти и у купца, и у воющих собак. Так может, и досюда её ведовство достало. В кабаке царил шум и гам, пьяные голоса гремели:

— Раз-два, горе не беда! Юная монашка сына родила!

Вот и последний кабак у заставы. Тут тоже поют нестройными голосами:

— Шла старушка за водой, топай-топай! Навернулась головой кверху жопой!