Лес Мифаго. Лавондисс

— Боудикка, — поправил Кристиан и покачал головой. — Боудикка — исторический персонаж, хотя многое в легенде о ней инспирировано мифами и легендами о Гуивеннет. И, кстати, о самой Гуивеннет не сохранилось ничего. В ее время и в ее культуре правила устная традиция. Не записано ничего; никто из римлян — или позднейших христианских хронистов — не упоминает о ней, хотя старик считал, что самые ранние рассказы о королеве Гвиневре могли, частично, опираться на эти забытые легенды. Она исчезла из памяти народа…

— Но не из скрытой памяти!

— Точно, — кивнул Кристиан. — Ее история очень стара и очень знакома. Легенды о Гвиневре выросли из историй о предыдущей культуре, возможно, даже из послеледникового периода или времени самого Урскумуга!

— И каждая из этих более ранних форм находится в лесу?

Кристиан пожал плечами:

— Старик ничего не говорил, не скажу и я. Но они должны быть там.

— И какая у нее история, Крис?

Он посмотрел на меня странным взглядом.

— Трудно сказать. Наш дорогой отец вырвал из дневника все страницы, на которых писал о ней. Я понятия не имею, почему и где он их спрятал. Я знаю только то, что он рассказал мне. Опять устная традиция. — Он улыбнулся. — Она была дочерью младшей из двух сестер, юной воительницы, изгнанной в тайный лагерь в диких лесах. Старшая сестра стала женой одного из захватчиков, но она оказалась бесплодной, воспылала ревностью к младшей и украла ее ребенка. Ребенка спасли девять ястребов, или что-то в этом роде, посланных отцом. Ее переносили из леса в лес, по всей стране, и опекал ее сам Владыка животных. Став взрослой и сильной, она вернулась, подняла призрака ее отца и изгнала захватчиков.

— Не слишком много, — заметил я.

— Только отрывок, — согласился Кристиан. — Есть еще что-то, о блестящем камне и долине, которая дышит. Но что бы старик ни узнал о ней или от нее, он уничтожил.

— И почему?

Кристиан какое-то время молчал, потом добавил:

— В любом случае легенды о Гуивеннет вдохновляли многие племена сопротивляться захватчикам: вождям Уэссекса, то есть бронзовый век, Стоунхендж и все такое; белгам, то есть железный век; или римлянам. — Какое-то мгновение его взгляд блуждал где-то далеко. — А потом она образовалась в этом лесу, где я нашел ее и полюбил. И она вовсе не была яростной; возможно, старик не верил, что бывают яростные, жестокие женщины. Он наложил на нее свою структуру, разоружил и оставил беззащитной в лесу.

— Сколько времени ты знал ее? — спросил я, и он пожал плечами.

— Не могу сказать, Стив. Как долго меня не было?

— Дней двенадцать. А что?

— Всего? — Он, казалось, удивился. — Для меня прошло около трех недель. Возможно, я знал ее очень недолго, но для меня это были месяцы. Я жил с ней в лесу, пытаясь понять ее язык, пытаясь научить ее понимать мой, разговаривая жестами и все-таки глубоко понимая ее. Но старик преследовал нас, даже там. Он не отставал — все-таки она была его девушкой, и он был очарован ею не меньше меня. Однажды я нашел его, истощенного и испуганного, наполовину похороненного под грудой листьев на самом краю леса. Я приволок его домой, и через месяц он умер. Вот что я имел в виду, когда сказал, что у него была причина напасть на меня. Я забрал Гуивеннет у него.

— И потом ее забрали у тебя. Стрелой.

— Да, спустя несколько месяцев. Я стал слишком счастлив, немного слишком самодоволен. Я должен был рассказать кому-то о своем счастье — ясно, что судьба этого не потерпела. Спустя два дня я нашел ее на поляне, умирающей. Может быть, она бы и выжила, если бы я смог помочь ей, не вынося ее из леса. Вместо этого я унес ее, и она умерла. — Он посмотрел на меня с печальным выражением, которое, однако, сменилось решимостью. — Но если я вернусь обратно в лес, быть может, я сумею породить ее мифообраз из своего подсознания… она будет несколько жестче, чем версия отца, но я опять обрету ее. Стив, если я буду искать, если найду энергию, о которой ты спрашивал, если проникну в самую глубокую часть леса, в центральный вихрь…

Я опять посмотрел на карту, на поле спиралей вокруг выгнутой поляны.

— И в чем дело? Ты не можешь найти ее?

— Она хорошо защищена. Я был недалеко, но не смог перейти поле в двух сотнях ярдов от поляны. Я обнаружил, что хожу кругами, хотя был убежден, что иду прямо. Я не смог войти, и то, что там, внутри, не может выйти. Все мифаго привязаны к своим местам возникновения, хотя Сучковик и Гуивеннет могут ходить в любой уголок леса и даже на край пруда.

Но это же неправда. И порука — моя бессонная ночь.

— Один из мифаго выходил из леса, — сказал я. — Высокий человек с невероятно ужасной собакой. Он вошел во двор и съел кусок поросенка.

Кристиан пораженно посмотрел на меня.

— Мифаго? Ты уверен?

— Ну, не очень. Я понятия не имел обо всем этом, пока ты мне не рассказал. Но он сильно вонял, был очень грязен, очевидно, жил в лесах много месяцев, говорил на странном языке и носил лук со стрелами…