Лес Мифаго. Лавондисс

— Позже, — сказал он. — Я хочу услышать об этом позже. Сначала я хочу кое-что показать тебе, кое-что такое, что приободрит тебя. Потом я подумаю обо всех странностях, которые случились с тобой в детстве; мой первенец уже рассказал мне немного о твоей жизни и о вопросах, которые ты хочешь задать мне.

Таллис печально посмотрела на домик мертвых; последняя дрожь потери заставила ее поплотнее закутаться в меха.

— Что с тобой? — спросил Уинн-Джонс озабоченным и доброжелательным голосом.

— Несколько часов назад я сожгла останки моего первенца, — ответила Таллис.

— А…

Через какое-то время Уинн-Джонс спросил:

— Сколько прожил ребенок?

— Сезон или два. Несколько месяцев. — Таллис улыбнулась. — Я плохо помню старые способы счета времени.

— Сколько детей… всего?

— Трое. Двое не сумели родиться.

— И все от моего сына? — спросил Уинн-Джонс.

— Да, — быстро ответила Таллис, хотя и опустила взгляд, частично солгав; посмотрев обратно на Уинн-Джонса, она увидела, что он уже не улыбается.

Внезапно он выдернул черное перо из бахромы своего плаща. Холодный ветер ухватился за его обстриженные белые волосы и заставил затрястись, как лихорадке, но он, не дав Таллис застегнуть на себе потуже плащ, толкнул перо ей в руку.

— Обряды и ритуалы позднего неолита, — сказал он, криво улыбнувшись. — Черное перо — знак моей печали. Завтра принеси его в дом шамана, и мы сожжем перо с жирной птицей, медом и полоской сушеной волчьей кожи. В выдолбленном камне, конечно, и тебе придется оставить на камне след своего тела; позже я его раскрашу. — Он почти смеялся и даже прикрыл глаз от удовольствия: шутка для цивилизованных людей. — Это поможет духу мальчика найти дорогу. Во всяком случае, они в это верят.

Таллис пожала плечами:

— Возможно, так оно и есть. В этом мире все это работает. Магия. Спиритизм.

— Да, верно. И это по-прежнему страшит меня. Ребенок может быть из плоти и крови, и все равно сгниет в лесу. Какие биологические процессы происходят при этом? Из всех моих детей выжили только двое — Скатах и Мортен. Странно, но, как я понимаю, это означает, что в них больше леса, чем плоти. Мой сын почти не мог выйти из леса и исследовать фермы вокруг Райхоупа.

— Знаю.

— И, я боюсь, твоя собственная судьба была запечатана в тот момент, когда ты впервые вошла в лес вместе с ним. Он находился в запретном для него месте — Англии — и сумел вернуться; его подхватил отлив, могущественный поток, вынесший его обратно в сердце леса. Но ты… тебе разрешено только путешествие в ад… Скатах не сможет вернуть тебя в Англию, как бы ни пытался.

Таллис мрачно кивнула:

— Я собиралась исследовать лес в течение месяца. И заблудилась здесь на восемь лет.

— Приготовься заблудиться до конца жизни.

— Я никогда не приму это, — твердо сказала Таллис. — Так или иначе, я выберусь отсюда.

— Ты никогда не вернешься домой. Смирись.

— Я найду брата. И верну его домой. Меньшего я не приму.

— А, да… — Уинн-Джонс мимолетно улыбнулся. — Твой брат. Помоги мне встать. Я хочу показать тебе кое-что.

Он неуверенно встал на ноги, тяжело опираясь на Таллис, и палкой указал на мрачные тотемы.

— Ты, конечно, знаешь их всех.

Таллис поглядела на деревянные статуи, и у нее возникло ощущение, что они ей знакомы. Она вздрогнула, слишком близко подойдя к пониманию.

— Да и нет, — сказала она. — Они напоминают мне мои маски.

— Я видел твои маски, — сказал старик. — Однажды. Это Соколица.

— Полет птицы в неведомый край.

— А этот, вновь зазеленевший, Скоген…

— Тень леса, — выдохнула Таллис. — Я всегда чувствовала странную близость с ней.

Уин хрипло рассмеялся:

— Вот так я узнал, что ты идешь. Тотем изменился. Скоген — изменяющаяся тень леса. Я думал, что идет мой сын, что он изменяет тотем, стремясь ко мне. Однако это была ты. Ты — скоген. Ты — тень леса… как Гарри до тебя. И ты найдешь его в тенях.

Он опять посмотрел наверх и указал на тотем, который Таллис знала лучше всех, из-за собственной одержимости.

— Лунный Сон.

— Глаза, которые видят женщину в земле. Я потеряла эту маску. Уронила ее, когда уходила из своего мира. Сейчас она у моего отца. — Таллис улыбнулась. — Иногда я спрашиваю себя, не видит ли он меня через нее.

Уинн-Джонс забеспокоился:

— Ты должна опять сделать ее. Если эти маски так важны для тебя, ты обязательно должна сделать ее.

— Важны для меня? — Таллис пожала плечами. — Некоторые из них я использую, другие — нет. И, кажется, они работают. Через них я вижу мир другим…

— Ты не понимаешь суть масок, — прошептал Уинн-Джонс, поглаживая седую бороду и глядя на Скогена. — Возможно, ты еще не готова и не можешь использовать их правильно.

— Я использую Пустотницу, когда хочу пересечь порог между мирами…

Уинн-Джонс хихикнул:

— Конечно. Что же еще ты можешь использовать? Но, Таллис… в терминах легенд маски, как и райятуки, аспекты пророчества! Голос земли говорит через них шаману: мне, тебе или Тигу. И ты не можешь использовать маски как пророчество, если одной из них не хватает.

Он повернулся к Таллис, которая скривилась:

— Но они работают.