Лес Мифаго

— Сейчас 1948, — сказал я ей, стараясь сохранить чувство собственного достоинства, — а не варварские столетия сразу за рождением Христа.

Конечно, сказал я самому себе, она не могла ожидать, чтобы я бугрился мускулами; не цивилизованный человек, вроде меня.

Я быстро мылся, а Гуивеннет сидела на полу и молчала, о чем-то думая. Потом спросила: — Ибри с'таан к'тириг?

— Я думаю, ты тоже очень красивая.

— К'тириг?

— Только по субботам и воскресеньям. Как все англичане.

— С'таан перм эвон? Эвон!

— Эвон? Страфорд-на-Эвоне? Шекспир? Я больше всего люблю «Ромео и Джульетта». И очень рад, что в тебе есть хоть немного культуры.

Она покачала головой, и золотые волосы шелковыми нитями закрутились вокруг лица. Грязные, прямые и — насколько я мог видеть — жирные, они все равно сверкали и жили собственной жизнью. Меня они просто заворожили. Я сообразил, что уставился на них; моя рука с жесткой щеткой на длинной ручке застыла на полпути к спине. Она что-то сказала, быть может «перестань глазеть», встала с пола, одернула тунику — все еще почесываясь! — скрестила руки на груди и оперлась о кафельную стену, глядя в маленькое окно ванной.

Опять чистый, и очень недовольный видом ванны, я собрал все свое мужество и потянулся за полотенцем, но она посмотрела на меня… и опять прыснула. Потом перестала смеяться, хотя в глазах остался невероятно привлекательный огонек, и стала разглядывать меня, снизу доверху, все, что могла увидеть. — Во мне нет ничего неправильного, — сказал я ей, яростно вытираясь полотенцем. Я слегка стеснялся, но решил не быть слишком застенчивым. — Я совершенный образец английского мужчины.

— Чуин атенор! — возразила она.

Я завернулся в полотенце и ткнул пальцами сначала в нее, потом в ванну. Она поняла, и ответила одним из своих жестов: дважды раздраженно поднесла правый кулак к правому плечу.

Она ушла в кабинет и я заметил, что она перелистывает страницы, разыскивая цветные иллюстрации. Я быстро оделся и отправился на кухню, чтобы приготовить суп.

Спустя какое-то время я услышал, как в ванной побежала вода, потом какое-то время слышался плеск, а также возгласы замешательства и изумления — наверно незнакомый и скользкий кусок мыла оказался неуловимым. Переполненный любопытством — и, возможно, желанием — я тихо вышел в коридор и через дверь посмотрел на нее. Она уже вышла из ванны и натягивала тунику. Слегка улыбнувшись мне, она тряхнула волосами. С рук и ног катилась вода, она обнюхала себя, а потом пожала плечами, как бы говоря: «И какая разница?»

Полчаса спустя я предложил ей тарелку овощного супа и она отказалась, глядя на меня чуть ли не подозрительно. Обнюхав кастрюлю, она опустила палец в бульон, без особого удовольствия попробовала и стала глядеть, как я ем. Я пытался изо всех сил, но так и не заставил ее разделить мой скромный обед. Но она была голодна, и, в конце концов, она отломила кусок хлеба и опустила его в кастрюлю с супом. И все это время она не отводила от меня взгляд, рассматривая меня и, особенно, мои глаза.

Наконец она медленно сказала: — С'сайал куалада… Кристиан?

— Кристиан? — повторил я, сказав имя так, как его надо произносить. Она же произнесла что-то вроде Крисатан, но я с потрясением узнал имя.

— Кристиан! — сказала она и зло плюнула на пол. Ее глаза полыхнули диким пламенем, он схватила копье, но только ткнула меня тупым концом в грудь. — Стивен. — Задумчивое молчание. — Кристиан. — Она покачала головой, как если бы пришла к какому-то выводу. — С'сайал куалада? Им клатир!

Неужели она спрашивает, не братья ли мы? Я кивнул. — Да. Но я потерял его. Он ушел в дикий лес. Внутрь. Ты знаешь его? — Я указал на нее, на ее глаза и сказал. — Кристиан?

Она была бледной, но тут стала еще бледнее. Я понял, что она испугалась. — Кристиан! — рявкнула она и мастерски бросила копье через всю кухню. Оно воткнулось в заднюю дверь и повисло там, дрожа.

Я встал и выдернул оружие из дерева, слегка раздосадованный тем, что она так легко расколола дверь, проделав приличную дыру наружу. Она слегка напряглась, когда я вытащил копье и оглядел грубый, но острый как бритва наконечник: мелкие зубцы, но не как у листа, а скорее похожие на изогнутые назад крючья, бегущие вдоль кромки. У ирландских кельтов было страшное оружие, называемое га-болг[9], копье, которое не должно было использоваться в честном бою, потому что, благодаря загнутым назад зубцам, его можно было вытащить только вместе со внутренностями того, кого им ударили. Возможно в Англии — или в какой-то другой части кельтского мира, родине Гуивеннет — бытовали другие представления о чести и воины пользовались любым оружием.

На древке были вырезаны маленькие линии под разными углами — Огам[10], конечно. Я слышал о нем, но понятия не имел, как он устроен. Я пробежал пальцами по засечкам и спросил: — Гуивеннет?

— Гуивеннет мех Пенн Ив, — с гордостью ответила она. Возможно Пенн Ив — имя ее отца, предположил я. Гуивеннет дочь Пенн Ива?

Я отдал ей копье и осторожно вынул меч из ножен. Она отодвинулась от стола, внимательно глядя на меня.