Лесь (пер. И.Колташева)

– Прекрасная идея! Не протестуй! В конце концов все равно, как мы будем выглядеть, мы можем переодеться даже в слонов! Главное, чтобы нас никто не увидел. Мы – горбы, а она беременна!…

– Погодите, а если кто-нибудь увидит двух горбатых, тогда что? – запротестовал Лесь. – Двух церковных сторожей?… Тот один – и раздвоился?

– Какое твое дело, пусть смотрят до одурения! Пусть думают, что хотят, только на расстоянии от нас!

– Уборщица войдет в ратушу, церковный сторож будет ждать под окном…

– Второй церковный сторож посторожит на площади…

– И через неделю весь район будет знать о горестном романе уборщицы в соответствующем положении с церковным сторожем в количестве двух. Церковного сторожа выгонят с работы, а уборщицу отдел кадров. Все вы, как я вижу, рехнулись!…

Протест Барбары погиб во всеобщем одобрении. Немедленно приступили к поискам маскировочной одежды. Горбы нужных размеров приблизили Леся, Каролека и Януша к фигуре церковного сторожа, брошенного на съедение сплетням, недовольная Барбара в мгновение ока изменила свою фигуру.

– Смотрите, она выглядит совсем как живая! – восхищенно закричал Каролек.

– Согни немного колени, – посоветовал ему Лесь, когда Барбара, несмотря на живой протест, обвязывала себя шнурками с подушкой. – Этот церковный сторож ниже и вообще уже немолодой. Наверняка волочит ногами.

Заинтригованный Бьерн потребовал объяснений. При помощи двух словарей его проинформировали о предстоящем, приводя его в ужас. Укороченный курс использования отмычек дал неожиданно хорошие результаты, и не хватало лишь очков для Барбары-уборщицы.

– Нужно сообщить Збышеку, чтобы привез их из Варшавы, – решил Януш. – Если срочно, то успеет дойти…

Директор бюро сам перед собой скрывал тот факт, что главный инженер вернулся из командировки к сотрудникам тревожно другим. Интригующие слова «колодо» и «сверта» остались невыясненными, главный инженер выказал удивительное безразличие к этому, утверждая, что забыл о них спросить, и директор бюро счел нужным не вникать в подробности того, что произошло во время его подозрительно короткой инспекции. Приходящие ему в голову, помимо воли, образы и предположения вызывали шум в ушах и перебои в дыхании. Если таинственная эпидемия коснулась даже главного инженера, то не видел, собственно, места для себя на земле.

Главный инженер забыл о служебных обязанностях, проводя необычно подвижный образ жизни вне территории бюро. Что самое удивительное, он прекратил старания добыть карту официальным путем. И что самое удивительное, потребовал вдруг от директора подписи под однофазным проектом курятника на тысячу штук домашней птицы, одновременно делая невозможным ему вникнуть в подробности подписываемого объекта и отклоняя всяческие попытки выяснения. Блеск неспокойной решимости в его глазах сделал невозможным протест директора.

Когда наконец пришла в бюро депеша содержания:

ПРИВЕЗИ ОЧКИ ВСЕ РАВНО КАКИЕ ВОЗМОЖНО СЛАБЫЕ.

Директор бюро пришел к выводу, что должен сменить профессию и остаться лесничим в самой середине самого лучшего лесного края.

Главный инженер был человеком чрезвычайно обязательным и при этом также симпатичным и пробуждающим всеобщее доверие. Обязанность понуждала его к сохранению тайны при всех условиях драматической для персонала истории, поэтому он не мог дать начальнику никаких объяснений. Интеллигентность характера в то же время, высоко ценимая окружающими и всеми знакомыми, облегчала его старания. Приятель из института картографии пошел ему навстречу и порекомендовал директору комиссионного магазина, который обещал поискать в старых запасах несколько листов астралона формата А-0 при условии оказания ему небольшой услуги. Он построил себе курятник, поэтому должен был нелегально, задним числом, оформлять официально его проект…

Взяв на помощь Стефана, который и в самом деле ничего не понимал, но согласно приказу занял разговором сторожа при выходе, главный инженер самым обычным образом в мире украл в институте картографии три листа старого астралона.

Раздраженный многочисленными громоздящимися один на другой случаями персонал почти совсем бросил свои служебные занятия на алтарь предстоящего представления, чтобы председатель местного совета ни о чем не стал подозревать. Замок был заброшен. Замеры продвигались черепашьими темпами, зато на окрестных лужайках и пригорках раздавались слова потрясающей трагедии аристократки и пролетария.

День местного большого праздника наконец настал. Приспособленная к потребностям искусства площадь была довольно привлекательной, строившиеся обществом сооружения были готовы, приглашенные издалека гости стали прибывать, а пожарный оркестр настраивал инструменты.