Лес пропавших дев

Вот упертая. С того момента, как мы добрались до хижины Ссыльного Пэка, Мэволь уже трижды напомнила мне, что помогает не потому, что переживает из-за отца и хочет распутать преступление, а потому что боится, что я погибну, превращусь в злое привидение и начну ей являться в этом образе. Чем больше она это повторяла, тем сильнее мне казалось, что сестра что-то скрывает. Каким был ее основной мотив, оставалось загадкой.

– Я знаю, – ответила я, решив подыграть ей. – Не волнуйся, если я умру, обещаю, я не стану тебя преследовать. Мне много кого хотелось бы напугать, но не тебя.

Например, тетю.

Я снова обернулась к чоннану. В глубине души я надеялась, что Ссыльный Пэк останется дома и нам не придется рисковать, но, с другой стороны, с нетерпением ждала, когда же он выйдет и вставит одно или все три бревна между каменными столбами. Если мы не проберемся в его хижину, мы так и не узнаем, где искать Поксун.

На его месте я хранила бы свои темные секретики под замком. Я лично поступила именно так: сокровенное письмо спрятала на дне ящика, заполненного стопкой чистой бумаги ханджи. Посмертное письмо для тети с извинениями, в котором я написала, как следует распорядиться моим наследством. Я написала письмо в минуту отчаяния, когда отец не приехал даже к празднику Чхусок – с наступлением этого важного осеннего торжества люди во всем королевстве спешат домой, чтобы провести время в семейном кругу.

Мне хотелось выплеснуть горе, которое давило на меня, но я прекрасно понимала, что на самом деле неспособна наложить на себя руки. Даже если сбудется мой самый страшный кошмар, я не сомневалась, что поступлю так, как обычно: послушаюсь взрослых. Выйду замуж, рожу ребенка. Отец мечтал об этом.

«Вернешься домой, Хвани-я, – подумала я, – и сожжешь то письмо».

Дождь просочился сквозь густые ветви дерева и закапал мне на лоб и на глаза. Сморгнув дождевые капли, я еще пристальней вгляделась в дом Ссыльного Пэка. Что за тайны скрываются за его стенами? Может быть, мы найдем что-нибудь под одним из столов или в пыльной тетради, втиснутой в щель в стене?

– А зачем ты ищешь эту Поксун? – спросила Мэволь, вырвав меня из мира фантазий. Она выискивала в траве маленькие белые цветочки и отрывала им головки.

– Она прислала мне дневник отца.

Сестра резко подняла голову.

– И ты только сейчас решила рассказать мне об этом? Почему она послала тебе его дневник?

– Откуда мне знать.

– Может быть, она пыталась таким образом что-то сообщить… Или просто отец попросил ее переслать тебе дневник.

Я устало вздохнула.

– Зачем отцу посылать мне сгоревший дневник? – терпеливо поинтересовалась я у Мэволь.

– А может, он посылал тебе дневник в хорошем состоянии, просто что-то случилось с ним в дороге?

Мэволь было не остановить. У нее сразу же возникло множество предположений, что могло случиться с дневником, и она шепотом перечисляла каждое из них. Я решила не слушать ее, не слушать дождь, который барабанил по листьям над нашими головами, решила просто следить за домом. Наступил полдень, мы просидели под деревом несколько часов, от голода у меня дрожали руки, но тут дверь открылась, и из дома вышел человек.

Его лицо скрывали поля большой соломенной конической шляпы, а плечи прятались под соломенным плащом. Высокий, широкоплечий, он определенно напоминал того, кто недавно размахивал мечом перед моим носом и чуть не убил меня. Он с легкостью поднял с земли длинное толстое бревно и вставил его между двумя каменными столбами. Это означало: «Я скоро вернусь».

Сердце заколотилось от страха. Я оглянулась на Мэволь – она задремала, прислонившись к дереву и скрестив руки на груди.

– Щен, Щен, – окликнула я ее. Это было детское прозвище, я прозвала ее так, потому что она часто скулила, как маленький щенок. – Просыпайся!

В тот же миг Мэволь открыла глаза.

– У меня просто глаза устали, – объяснила она.

– Он только что ушел. – От волнения я вся покрылась мурашками. – Пора.

Дождь хлестал по соломенным плащам, которые мы накинули на голову, пока бежали к хижине. Я очень боялась, что кто-нибудь из слуг может оказаться внутри, поэтому остановилась перед чоннаном и громко крикнула:

– Есть кто-нибудь дома?

Дождь бешено барабанил по соломенной крыше, заливал пустой двор.

– Эй, кто-нибудь?

– Да нет там никого.

Мэволь приподняла блестевшее мокрое бревно на чоннане и пропустила меня вперед, потом пролезла сама и опустила бревно на место. Мы заглянули в чулан и спрятали промокшие насквозь плащи за большим керамическим горшком, потом отжали воду с юбок.

– Не забывай, – прошептала я, – осмотрим дом очень быстро, надолго здесь оставаться нельзя.

Через минуту, предварительно сбросив у входа обувь, мы пробрались в главную часть дома. Я открыла дверь и вошла в первую же комнату, совсем небольшую, где лежали сложенные стопкой одеяла. Комната служанки. Но где же она? Не хотелось бы столкнуться с ней в какой-нибудь из комнат. Прикусив нижнюю губу, я поспешила дальше и открыла следующую дверь.

Мэволь заглянула туда вслед за мной.

– Это, наверное, спальня Кахи́.

– Кто такая Кахи?