Лесь. Роман века

На кон, не колеблясь, бросили свою долю Каролек, Лесь, Влодек и Стефан. Две тысячи четыреста злотых предназначили на пожрание молоху. Каролек сбегал за купонами. В пять пополудни поспешно были зачеркнуты разные числа, и тут выяснилось — ни у кого абсолютно нет времени. Неделя пренебрежения к домашним пенатам даром не обошлась, и теперь уже никто не решался ближайшие субботние полчаса отвести на заигрывания с фортуной, отрывая эти полчаса у ожидающих дома дорогих близких. Тем не менее кто-то должен был пожертвовать собой.

— А пусть этот «влажный лютик» топает, — предложил расстроенный Януш. — Столько всего натворил, вот и отработает!

Лесь хотел было запротестовать, а потом плюнул: повсюду так плохо, хуже и быть не может, и своевременное возвращение домой отнюдь не улучшит настроения. Молча сгреб со стола деньги с купонами, и отправился навстречу с мой судьбе.

Судьба тоже не зевала: прежде чем Лесь успел перейти на другую сторону улицы, глядь — навстречу ближайший друг, с коим не общался уже несколько месяцев. Друг при виде Леся широко раскрыл объятия, а в глазах у него заблестели слезы.

— Сами небеса тебя посылают! — простонал он. — Она изменила!..

— Ну да?! — воскликнул взволнованный Лесь.

— Ей-богу! Сегодня все выяснилось! Пошли, я уже больше не могу! Пошли!..

«А ведь до восьми вечера еще много времени». Это была последняя мысль Леся о сегодняшнем поручении. Трагедия любимого друга поглотила его целиком.

Уже после одиннадцати усталый кельнер в баре «Arnica» попросил освободить зал двух последних гостей, демонстрирующих очень разный подход к жизни. Один из них обливался на дружеской груди горючими слезами, а второй, сжимая в объятиях заплаканного приятеля, выкрикивал попеременно удалые, либо издевательские максимы: «Все нипочем! Главное, живы!.. В штыки!.. Эх, птичка улетела!.. Нелюди!..»

Чем доказал здравый смысл: ведь и в самом деле, если что и улетает, то скорее птичка, а не люди.

Опытный таксист, не пускаясь в излишние споры, сразу установил цель поездки, посмотрев в паспорт заплаканного пассажира. Затруднение, правда, вышло с возвращением паспорта — заплаканный пассажир ни за какие сокровища мира не соглашался взять его обратно, но таксист и с этим сладил, засунув документ в карман пальто упрямого владельца. Чувствительный шофер уговаривал и второго пассажира продолжить поездку, дабы в целости доставить его домой, но тот категорически отказался: дескать, важные дела в центре, и некогда заниматься пустяками. Таксист оглянулся на друзей, не очень-то уверенно шагающих к ближайшим воротам, махнул рукой и включил первую скорость.

Было уже за полночь, когда, уложив, наконец, обиженного друга, Лесь удалился из его дома. Шел он по едва освещенной, перекопанной улице, распевая душевно и лихо:

— Гей, гей, гей, соколы…
Не летайте в горы — долы…

И ограничивался лишь этим одним апострофом.

Пение то набирало мощь, то стихало, порой переходя в невнятное бормотание, а Лесь с огромным трудом сам выполнял приказ, отданный соколам.

Преодоление трудностей отвлекало все его внимание, и поэтому он не удосужился заметить другую сторону улицы — ровную и вполне удобную. Он брел, спотыкаясь, по глинистым ухабам, пока, наконец, не осилил последнюю яму и не почувствовал твердую землю под ногами. Поднял голову и помертвел: песнь о соколах замерла на губах, он только успел пробормотать:

— …горы — долы…

Не очень далеко от него стоял прекрасно освещенный двумя фонарями розовый слон.

Лицо у Леся передернулось паническим страхом. Он более или менее помнил, как провел всю вторую половину дня и вечер. И вдруг понял: вот оно, прихватило… Галлюцинации! Delirium tremens[4]! И не какие-то там паучки, кролики, летучие мыши, а сразу слон!.. И к тому же какой?! Розовый!!!..

Лесь надолго зажмурился, потом осторожно разомкнул веки. Слон стоял. Лесь снова зажмурился, снова поглядел…

— Чур меня! Чур! — от ужаса он едва переводил дыхание. — Брысь! Брысь!

В ответ на заклятье началось что-то страшное. Откуда-то из темноты раздались тихие звуки чарльстона. Слон пошевелил ушами, поднял хобот и, переступая с ноги на ногу, самым очевиднейшим образом начал танцевать!..

Это было уже чересчур. В алкогольном тумане вдруг проступило детское воспоминание: слон! розовый поросеночек! ловушка для хохоней!.. слоняки! слоняки!

— Слоняки!!! — взревел он.

Повернулся и рванул в паническом бегстве, издавая время от времени дикие вопли:

— Слоняки!!! Слоняки!!!..

Чудом пролетел Лесь всю перекопанную улицу, но в самом конце споткнулся и рухнул в объятия встревоженного странным криком милиционера.

— Слоняки!.. — рявкнул Лесь в последний раз.

— Что это с вами? — удивился милиционер, за свою жизнь он наслушался немало пьяных воплей, а такого еще не слышал. — В чем дело?

Лесь при виде милицейской формы немного очухался, хотя лицо все еще было искажено суеверным страхом. В голове пронеслось кошмаром: если сообщат о горячке, дело труба, в момент сунут в больницу для алкоголиков. Никакой горячки в помине!