Лес рубят - щепки летят

— Кстати, поговорим об этом, — произнесла Софья Андреевна, закуривая пахитосу и увлекая девушек в угол гостиной на маленький диван. — Вы мне уже заметили об этом при нашем первом свидании, — обратилась она к Катерине Александровне. — Нужно изобрести средства.

Катерина Александровна посмотрела на нее недоумевающими глазами.

— Дети делают заказную работу? — спросила Софья Андреевна.

— Да.

— Эти деньги все сдаются в комитет?

— Да.

— Ну, вот мы и нашли первый источник.

Катерина Александровна улыбнулась.

— То есть вы хотите сказать, что не следует всего сдавать в комитет?

— Конечно!.. Бог мой, разве мы упитанных тельцов должны еще более откармливать? Нужно давать им как можно меньше и оставлять для детей как можно больше.

— И вы думаете, что это не сделается известным на другой же день комитету? — горячо спросила Катерина Александровна. — Здесь у стен уши, здесь у каждой замочной скважины глаза! Вы думаете, что завтра уже не будет известно, что говорила я за столом, что отвечали вы, как разместились мы теперь за кофе, как вы шептались со мной?

Лицо Катерины Александровны разгорелось и воодушевилось.

— Здесь все гадко, начиная с комитета и кончая судомойкой…

— Ну, и долой их всех, — решила Софья Андреевна.

— Членов-то комитета?

— Нет, я о судомойках говорю… Неопасные враги не страшны!.. Мы только приют обновим…

Катерина Александровна рассмеялась.

— Значит, и мне придется выйти, — с улыбкой заметила она.

— Фи! — сделала гримаску Софья Андреевна и покачала головой. — Я людей узнаю с первой встречи. Мы, женщины, по недостатку опытности, по недостатку серьезных знаний должны верить первым впечатлениям. С вами я как будто век жила… Скажите, пожалуйста, этот скелет всегда так взбивает свои три волоса? — засмеялась Софья Андреевна, указав глазами на Марью Николаевну.

— Она еще переживает годы сантиментальности, — рассмеялась Катерина Александровна.

— Софи, ты не находишь сходства в этой толстой со старой ключницей бабушки? — спросила бойкая девушка указывая на Зубову.

— Я, душа моя, чуть-чуть не спросила ее: как ты сюда попала, Авдотья? — рассмеялась Софья Андреевна. — Нет, нет, мы все это очистим, — серьезно проговорила она и вдруг обратилась к Катерине Александровне с совершенно неожиданным вопросом: кажется, Александр Николаевич Свищов засматривается на ваши глазки?

Катерина Александровна вспыхнула до ушей и растерялась.

— Право, не знаю, засматривается ли он на мои глаза, — проговорила она в смущении. — Но я ему очень благодарна за то, что он доставил мне место учительницы…

— Ну, даром он не стал бы хлопотать, — решительно произнесла Софья Андреевна.

Катерина Александровна окончательно растерялась. У нее захватило дыхание.

— Кажется, я ничем не могла заплатить за его хлопоты, — начала она в волнении. — Я…

— Что это вы? — весело воскликнула Софья Андреевна, заметив смущение молодой девушки. — Я и не думала, что вы чем-нибудь заплатили за его хлопоты. Но он-то хлопотал ради ваших глаз… Еще раз говорю, что даром он ничего не сделает и никогда не похлопочет, — ну хоть бы об этом скелете, — Софья Андреевна указала глазами на Постникову. — Его нужно в руках держать.

— К сожалению, я не стану играть в эту опасную игру, — холодно заметила Катерина Александровна.

— Опасную? С ним-то? Бог мой, какое вы дитя! — воскликнула Софья Андреевна. — Ведь он и за мной ухаживает, ухаживает за каждой не совсем дурной лицом женщиной. Это один из рыцарей хорошеньких женщин.

Катерину Александровну смущал тон речей Софьи Андреевны. Молодая девушка не привыкла еще к подобным разговорам, и в ней был еще большой запас того чувства, которое называется женщинами, подобными Софье Андреевне, «мещанской чопорностью», «мещанским жеманством». Катерина Александровна поспешила переменить разговор и перешла к толкам о необходимости научить детей шить платья, о возможности устроить при приюте кухню, из которой отпускалось бы на сторону за деньги кушанье.

— Детей готовят в горничные, в кухарки, в жены небогатых мужчин, но в то же время их учат только шитью белья и заставляют дежурить на кухне, где приготовляют только горох, кашу и щи, — горячо говорила она. — Этого слишком мало. Горничная должна уметь шить платья, кухарка должна уметь готовить кушанье. Наконец, в небогатом семейном быту без этих знаний нельзя обойтись…

— Да, да, это все надо обсудить, — ответила Софья Андреевна, вставая и присоединяясь к остальным гостям; через минуту в комнате слышался ее звонкий смех.

— Кузен, не правда ли, что в эту миленькую мещаночку можно влюбиться? — приставала она к своему кузену, тихонько указывая на Катерину Александровну.

— А вы уж ей и кличку дали? — пошутил кузен.

— Не могу! Мне как-то противно называть людей общими, ничего не характеризующими именами…

— Как ничего не характеризующими? Вон ваше имя, например, означает: мудрость, — засмеялся кузен.

— Ну, скажите, пожалуйста, какая же я мудрость? — засмеялась Софья Андреевна. — Постное выражение лица, чепец на голове, очки на носу, табакерка в руках, — вот атрибуты мудрости… Я просто баловень судьбы.