Лес рубят - щепки летят

Он был похож на больного ребенка, постоянно был задумчив, и только изредка к нему возвращалось сознание. В эти светлые минуты он что-то говорил — говорил много и торопливо, но, к несчастью, почти никто, за исключением Антона, не понимал его слов. Когда старик замечал, что его не понимают, он сердился и нетерпеливо стучал в пол костылем, не разлучавшимся теперь с ним. Окружающие привыкли к этому и потому старались внимательно слушать его по-прежнему длинные, многословные речи, соглашались с ним, поддакивали ему, и он самодовольно улыбался и в эти минуты снова напоминал прежнего добродушного говоруна Флегонта Матвеевича. Он произвел грустное впечатление на сына. Посидев с отцом, Александр Прохоров начал терять терпение: он ждал, что вот-вот появится Катерина Александровна, но она не появлялась. Наконец он не выдержал и спросил у Марьи Дмитриевны, хлопотавшей за самоваром, где ее дочь. Старик встрепенулся и быстро заговорил что-то. Сын его не понял.

— Она дежурная, батюшка, — ответила Марья Дмитриевна, суясь к шкапу и комоду и хватая не то, что нужно.

— Как досадно! — невольно воскликнул Александр.

Старик улыбнулся и опять забормотал что-то. Собеседники могли разобрать только, что старик говорит об Антоне.

— Да в самом деле, куда же он исчез? — обернулся Александр.

Старик опять усмехнулся и забормотал.

— Уж не за ней ли он пошел! — воскликнула Марья Дмитриевна. — Да не может быть… А вот и мне его нужно: в булочную нужно… Неужто к ней побежал?..

Старик весело закивал головой.

— Я… я… я… у… у… чил, — залпом произнес он и засмеялся.

Александр был тронут до слез и горячо обнял отца. Тот, видимо, находился в том блаженном состоянии, в котором находятся дети, когда им удастся неожиданно изумить старших своей находчивостью и умом.

— То-то я все видела, что наш Флегонт Матвеевич с Антошей шепчутся, — сообразила Марья Дмитриевна. — Они ведь, батюшка, совсем друзьями стали. Тайны у них разные, разговоры длинные такие заведут, что и не переслушаешь… Антоша-то его понимает, — шепнула она Александру Флегонтовичу. — Мы и не разберем, а Антоша все понимает.

Александр Прохоров не слушал болтовни Марьи Дмитриевны и нетерпеливо ждал прихода Катерины Александровны. Уже стемнело, когда послышались торопливые шаги Антона. Александр вскочил и выбежал в переднюю.

— Саша! — послышался слабый крик.

— Милая! — слышался мужской голос.

И затем все стихло. Потом послышалось, что кто-то плачет.

— О чем же? ведь я здесь, с тобой? — шептал мужской голос.

Катерина Александровна и Александр тихо вошли в комнату Марьи Дмитриевны и сели. Они, казалось, забыли весь мир и помнили только одно, что они вместе, вместе — навсегда.

С этого дня вся семья повеселела, как будто ожила. Впервые все ее члены чувствовали себя вполне счастливыми, и только Марья Дмитриевна порою вздыхала, что один ее ненаглядный Миша, приехавший к ней, скоро опять уедет в другой город по окончании вакаций. Александр Прохоров хлопотал о переводе на службу в Петербург. При помощи Левашова, радушно встретившего своего прежнего ученика, эти хлопоты увенчались успехом. Затем начались заботы о найме лучшей и более удобной квартиры. Не без сожаления покидала семья свой старый угол, где переживались и радости и горе, где каждый уголок будил различные воспоминания. Софья Андреевна, заметив по сияющему лицу Катерины Александровны, что с последней случилось что-то необыкновенное, допросила ее о случившемся. Молодая девушка не сочла нужным скрывать свою радость и сказала, что к ней приехал ее лучший друг, ее жених.

— Вы познакомьте нас с ним, — попросила Софья Андреевна.

— Он будет очень рад познакомиться с вами, — ответила Катерина Александровна. — У него почти нет никого знакомых, вас же он знает по моим рассказам.

— Но, право, жаль, что он приехал, — ласково произнесла Софья Андреевна. — Я ведь большая эгоистка и мне досадно, что он похитит вас у меня.

— Похитит? — рассмеялась Катерина Александровна. — Зачем? Я останусь здесь по-прежнему.

— Но ведь замужние не могут быть помощницами.

— Я не тороплюсь свадьбой.

— Как? Не торопитесь свадьбой? — изумилась Софья Андреевна. — И вы говорите, что вы его страстно любите!

Катерина Александровна улыбнулась.

— Да, страстно люблю и не тороплюсь свадьбой. Я буду служить, покуда можно служить… Теперь мне еще неудобно выйти из приюта. Я могу еще принести здесь пользу и сверх того я еще не настолько приготовилась, чтобы приняться за другое дело… Досадно, право, что глупые приютские правила не позволяют служить здесь замужним…

— Ну, я на вашем месте позабыла бы все расчеты и вышла бы поскорее замуж, — заметила Софья Андреевна. — Я не понимаю любви, которая может подчиняться требованиям рассудка…

Катерина Александровна усмехнулась и промолчала. Ей казалось, что Софья Андреевна не права. Выражение ее лица было настолько светло и ясно, что нельзя было сомневаться в том, что она не чувствует особенной грусти по случаю необходимости отложить свадьбу. Подобно Софье Андреевне, Марья Дмитриевна также обратилась к дочери с подобным же вопросом.