Лес рубят - щепки летят

— Не про вас, а вообще про нас, про стариков… Они нас ни за что считают, они нас уморить бы хотели… Вы думаете, вы им не в тягость?

— В тягость, батюшка, в тягость! — заплакала Марья Дмитриевна. — Да разве я виновата, что бог смерти не дает… Хожу я как сирота какая… Конечно, грех жаловаться, всего теперь у нас вдоволь, комнатка у меня, хозяйка я полная, ну и тоже грубостей никаких не слышу, ласково обращаются… Тоже это в шутку сам-то Александр-то Флегонтович говорит: «Куда ни пойдешь, а все к Марье Дмитриевне под крылышко тянет пирожков ее поесть…» Конечно, я ему угождать за это стараюсь… А все же поговорить-то мне не с кем… Ведь не с кухаркой же мне компанию вести, тоже ведь помню я, что мы благородные… Их же срамить не хочу! А они что?.. Все шуточками, да шуточками со мной, а у меня сердце ноет, грудь давит… Ведь тоже я мать, чувствую я…

— Да разве они это понимают?

— Где уж им, батюшка!..

Долго и часто шли беседы в подобном роде, и Марья Дмитриевна все сильнее и сильнее «чуяла недоброе» в то время, когда лица Катерины Александровны и Александра Флегонтовича цвели полным счастием и спокойствием, когда молодые люди жили полной жизнью, когда у них являлись сожаления только о том, что у них недостает сил и способностей на то или другое дело, а не о том, что является недостаток работы для ума и для рук. Катерина Александровна даже не замечала, что Свищов, заехав раза два в приют, особенно пристально взглянул на нее и потом начал говорить с ней более игриво, чем когда-нибудь. Она поспешила оборвать старого волокиту на первых словах. Он как будто удивился, встретив этот строгий отпор, но не унялся и как-то снова заговорил в том же тоне, намекнув, что напрасно Катерина Александровна работает и утомляет себя, что с ее прелестным личиком можно бы сделать себе карьеру. Катерина Александровна вспыхнула и ответила, что она сумеет сама позаботиться о себе и не просит ничьих советов. Старик переменил тон, но в то же время заметил, чтобы она помнила, что он всегда готов к ее услугам. Свищов и прежде говорил двусмысленные фразы, но теперь он был уже чересчур развязен с ней и в его тоне слышалась какая-то твердая уверенность, что с Катериной Александровной можно говорить этим тоном. Впрочем, Катерина Александровна недолго раздумывала об этом явленни и, вероятно, забыла бы о нем совершенно, если бы Марья Дмитриевна не вздумала снова заговорить с ней о необходимости ускорения свадьбы.

Марья Дмитриевна, живя теперь в довольстве, не видя необходимости работать с утра до ночи, не посещая мелочной лавки, не имея возможности по целым часам беседовать с окружающими, которые почти постоянно были заняты то тем, то другим делом, вечно терзалась тем, что ей «не с кем отвести душу», и потому довольно часто заводила от скуки подобные разговоры о судьбе дочери. В настоящее время в разговор была введена новая подробность.

— Ведь вон, Катюша, все тебя осуждают. Сам генерал Свищов называет девицей легкого поведения, — произнесла Марья Дмитриевна.

— Свищов? — удивилась Катерина Александровна. — Да вы-то как это узнали?

— Ах, мать моя! Слухом земля полнится. Добрые люди передали…

— Не добрые, а подлые люди! — разгорячилась Катерина Александровна. — Да уж не они ли и Свищову-то обо мне наговорили. Это Данило Захарович вам говорил?

— Ну, хоть бы и он! Он дядя тебе, он тебе добра желает.

— Знаете ли вы, что этого дядю Александр спустил бы с лестницы, если бы нам не было жаль его детей, — ответила Катерина Александровна. — Но скажите ему, что и терпению бывает конец. Если он будет еще хоть где-нибудь говорить про меня, то я не посмотрю ни на что и укажу ему на дверь… Старый мерзавец!

— Грех тебе, Катюша, так о старых людях отзываться! Уж известно, что для вас, для нынешних людей, мы все, старые люди, никуда не годны!..

Катерина Александровна не могла удержаться от нервного смеха.

— Опять, мама, вы чужие слова говорите!

— Да ведь известно, что у меня и слов своих не может быть. Стара стала — глупа стала!

Катерина Александровна пожала плечами.

— С вами, мама, нынче трудно говорить…

— Что ж мудреного; необразованная дура как есть! Где уж со мной ученым людям разговаривать.

— Ну, кончимте! У меня нет охоты волноваться из-за пустяков.

— У матери сердце все выныло, так это пустяки! Спасибо, дочка, спасибо! Много обязана, что еще не выгоняешь на улицу…