Лес рубят - щепки летят

— Мы начинаем делаться сказкой города, — говорил он сыну.

— Удивляюсь, кто это распространяет слухи, — пожал плечами сын. — Чужие дела заботят! Я старался, старался заглушить толки, но, наконец, сил не хватает, терпение лопается… Везде только об этом и трезвонят… Надо бы принять меры…

— Да какие, какие меры можно тут принять? — волновался Дмитрий Васильевич, потирая лоб.

— Нужно снова сделать медицинское исследование, — заметил сын, пожимая плечами. — Хотя это, право, очень тяжело…

Дмитрий Васильевич нахмурил брови и заходил по комнате.

— Я, кажется, сам скоро сойду с ума!

— Я, право, не понимаю, почему ты так волнуешься, — небрежно заметил сын. — Я на твоем месте назначил бы самым торжественным, самым публичным образом медицинский осмотр. Это неприятно, но это сразу прекратило бы все толки, все подозрения.

Дмитрий Васильевич был мрачен.

— Да, а если окажется, что она здорова? — глухо спросил он.

— Тем лучше, если она поправилась. Ее положение очень неприятно, и, конечно, мы первые должны радоваться ее выздоровлению, — заметил Алексей Дмитриевич. — Но, к сожалению, ты больше всех других должен быть убежден, что она нездорова, что ее нельзя признать за здоровую…

— А если я не убежден в этом? — отрывисто проговорил отец.

— Не понимаю, что за охота тебе шутить такими вещами, — пожал плечами Алексей Дмитриевич. — Кажется, самый факт признания ее сумасшедшей достаточно доказывает, что ты убежден в этом.

Дмитрий Васильевич широко открыл глаза. Он не понимал, что говорит сын.

— Но ведь ты сам настаивал на этом, — заметил он.

— Мой друг, я и теперь настаиваю на этом, — ответил Алексей Дмитриевич. — Я никогда не считал возможным, чтобы имения, особенно такие имения, как имение матери, находились в руках человека с ненормальным состоянием рассудка… Допускать подобные вещи вообще нелепо, но теперь, в настоящее время, когда дворянство должно начать новое, более деятельное хозяйство, это просто преступление… Россия страна земледельческая, и мы, крупные землевладельцы, должны поднять земледелие, должны подражать Англии… Для этого нужны практические, здоровые умы… Но, конечно, если будет доказано, что мать находится в здравом уме, то, разумеется, я буду рад не менее тебя тому, что ее освободят от того печального положения, в котором находится она теперь…

— Так ты был убежден, что она находится не в здравом уме? — почти воскликнул Дмитрий Васильевич.

— Я думаю, этот вопрос совершенно лишний, — заносчиво ответил Алексей Дмитриевич. — Мы можем с тобой расходиться в убеждениях, но мы все-таки считаем, должны считать друг друга честными и благородными людьми…

Дмитрий Васильевич потер лоб. Его мысли путались, кровь бросалась в голову. Он ходил по комнате и что-то бормотал про себя.

— Я знаю, как тяжело тебе начинать опять это медицинское исследование, растравлять опять это больное место нашей семьи, — с участием заметил сын. — Но все же нужно решиться, чтобы прекратить слухи и чтобы не вызвать какой-нибудь неприятности. Ведь может случиться так, что нас «заставят» сделать подобное исследование… Тогда будет гораздо неприятнее…

Отец и сын на прощание дружески пожали друг другу руки. Ни тот, ни другой не выдал ни одним словом, какие чувства они питали друг к другу. Какая неизмеримая пропасть лежала между обращением этих людей друг с другом и обращением, например, Катерины Александровны с Марьей Дмитриевной или обращением Леонида с Павлой Абрамовной!

Прошло несколько тяжелых дней и недель, наконец к Дарье Федоровне были призваны снова доктора… Этот день был торжественным днем для всей семьи. Дарья Федоровна снова была признана здоровой, Алексей Дмитриевич ликовал и даже обнял отца, горячо пожал его руки. Дмитрий Васильевич не изъявлял особенной радости, но отвечал бессознательно и на объятия и на рукопожатия сына и улыбался, как-то горько, бессмысленно улыбался. Дня через два разнесся слух о его болезни, потом нашла необходимым отправить его за границу. Алексей Дмитриевич получил от матери право управлять имением и приступил к исполнению новых обязанностей очень энергично, испросив концессию на железную дорогу, которая должна была пройти через имение Белокопытовых. Дарья Федоровна оставила за собой только право ездить в приют и хлопотать об окончании постройки приютской церкви.

В первые же дни своего вступления в управление приютскими делами Дарья Федоровна сочла нужным все изменить в приюте и учредить в нем старые порядки. Старый устав вошел в силу так же легко, как он был отменен несколько времени тому назад. Этот факт был очевидным доказательством того, что уставы можно менять по прихоти, как старые платья. Софья Андреевна получила отставку, а вместе с ней вышли и новые помощницы. В начальницы была взята престарелая барыня. Наконец кончилась и постройка церкви; Дарья Федоровна сама мыла полы в новом храме, окруженная воспитанницами приюта, подававшими ей воду и полотенца и выслушивавшими ее наставления.

— Молитесь, молитесь!.. Бога забыли! — отрывисто твердила графиня.