Лес рубят - щепки летят

Она не оборачивалась, она почти не слыхала этого восклицания. Ее мысль была занята вопросом, что делать, как выйти из тяжелого положения. Чем более думала Катерина Александровна, тем менее оставалось у нее надежды на получение частного места без рекомендации. Она уже успела побывать после смерти отца не у одних Шершневых и Оболенской, она стучалась и в другие жилища. Неудачи следовали одна за другой, и каждый раз Катерину Александровну поражали те причины, вследствие которых ее не брали на место. Шершнева боялась ее красоты, Оболенская смотрела с презрением на ее наряд, купчиха Микулина испугалась, что она из благородных, и заметила прямо, что ее и обругать будет нельзя; чиновница Макарова объявила, что ей старушку няню нужно, которая и детское белье стирала бы, и полы подмыла бы, и помогла бы кухарке постряпать, и повязала бы вечером чулочки для детей; иногда причины, по которым получался отказ, были еще нелепее, еще смешнее.

Молодая девушка задавала себе вопросы: может ли быть верным служение у подобных господ, не будет ли это зависеть от самых нелепых капризов, от чисто случайных, бессмысленных выходок этих людей, не будет ли оно простою станцией после минутного отдыха, за которой придется снова нуждаться и искать таких же неверных мест; но если это так, то можно ли на таком шатком основании осуществить свои планы воспитания Антона, на которое потребуется и много денег, и, может быть, много лет.

— Послушайте, что же вы молчите? К чему такая суровость, прелестная незнакомка! — снова раздался над ухом молодой девушки все тот же неотвязчивый молодой голос.

Катерина Александровна по-прежнему не обратила на него внимания и продолжала думать. Она видела невозможность ожидать чего-нибудь верного от частных мест и решилась во что бы то ни стало искать казенного места. В ее голове созрел какой-то новый план. «Никакие Вороновы не запугают меня, — думалось ей. — Чего бы ни стоило, а уж я добьюсь встречи с княгинею».

— Так вы так-таки и не хотите говорить со мною? — настойчиво продолжал молодой голос.

Катерина Александровна подняла голову и взглянула на лицо своего спутника. Это был молоденький, красивый, стройный прапорщик, с едва пробившимся черным пушком над верхнею губой и на щеках. Его прелестное пухленькое личико походило на женское лицо или на лицо шаловливого мальчугана, только что оставившего классную скамью и желавшего казаться уже хлыщом и фатом, чтобы его не звали красной девушкой и милым мальчуганом. Катерина Александровна весело улыбнулась.

— Я привыкла ходить без лакеев, — промолвила она. — Если вам хочется принять на себя эту должность — идите. Но вам придется идти очень далеко.

Девушка замолчала и пошла своей дорогой. Она была не только покойна, но даже чувствовала прилив веселости, как это всегда бывало с нею, когда ей удавалось окончательно решиться на что-нибудь. Уличный шалопай между тем не отставал и начинал переходить из любезного тона в нахальный.

— Вы не только лакеем хотите быть, но желаете и с полицией иметь дело? — промолвила Катерина Александровна, снова взглянув на непрошеного спутника. — Я могу, если угодно, позвать первого попавшегося городового.

— Дура! — пробормотал прапорщик, увидав, что Катерина Александровна тем же спокойным и ровным шагом переходит к будке.

Молодая девушка осталась одна и, пройдя еще несколько улиц, добралась до дома.

— Где ты запоздала? — промолвил Антон, встречая ее на улице. — Я уж хотел идти отыскивать тебя. А мы тоже сегодня находились с матерью. Кланялись, кланялись, — завтра, говорят, покланяйтесь…

Сестра нагнулась к брату и поцеловала его.

— Погоди, все скоро кончится, все кончится, — проговорила она.

Брат посмотрел на нее и удивился, что его Катя так весела.

— Да ты нешто место достала? — спросил он.

— Кажется! завтра узнаешь, — успокоила она брата. На следующий день она снова шла к дому княгини Гиреевой. Подойдя к парадному подъезду, она стала ходить у дома. Погода была довольно ясная, хотя и холодная. Но Катерина Александровна, по-видимому, решилась не обращать внимания на холод. Она уже раз десять прошлась мимо дома, когда наконец ее заметил старый телохранитель княгини. Он начал следить за нею из окна. Молодая девушка не переставала мелькать перед его окном. Старик покачал головою и неторопливо вышел на подъезд.

— Что вы, голубушка, тут прохаживаетесь? — спросил он у Катерины Александровны, когда она поравнялась с ним.

— Княгиню жду, — ответила она.

— Что же, разве ее сиятельство княгиня Марина Осиповна назначила вам, чтобы вы ее здесь ждали? — спросил старик.

— Нет, не назначала, — послышался ответ. — Но до нее иначе не добраться. Вот я и решилась ждать ее здесь.

— А если она не поедет никуда сегодня?

— Завтра приду.

— Ну, а если вас гнать станут?

— Посмотрим, авось и не прогонят.

— Гм! вот как! — промолвил старик. — А холодно! Ишь солнце-то нынче светит, а не греет. Вы войдите-ка на подъезд.

Катерина Александровна вошла в теплые сени. Старик вынул, табакерку и пощелкал по ней пальцами.