Утром мать рано ушла в больницу и не зашла ее разбудить, хотя по какой-то злой случайности или всем известному закону подлости именно в это утро будильник Жени не сработал, и она благополучно проспала первые полтора урока. Поспешные сборы и забег до школы отняли еще один урок ее школьной жизни. В итоге Женя вошла в класс русского языка лишь к середине третьего урока, на что получила неодобрительный взгляд учительницы.
Уроки пролетели быстро, и Женя пошла домой. На улице в тот день было необыкновенно солнечно для середины апреля, но это не спасало от мрака и холода на душе. Девушка смотрела на серые панельные стены своего городка, на широкие улицы и нелепые, безвкусные вывески магазинов и понимала, что не сможет покинуть это все еще очень долгое время, в противовес тому, о чем она мечтала. Хотелось кричать, но толку от этого мало. Никто не услышит и не придет на помощь.
Дома никого не было. Хаос, что творился вчера в гостиной, исчез, как и все намеки на то, что здесь когда-то жил мужчина, звавшийся отцом Жени. Что бы там ни думалось, а она не винила его в уходе из семьи. Просто не могла, потому что понимала, что жизнь отца была далеко не сладкой: вечная работа, чтобы прокормить жену-инвалида и совсем уже взрослую дочь, которая, наверно, за всю жизнь не сказала ему и пары теплых слов. Но Женя не могла простить отцу того, что он поддался омерзительной, низменной слабости и забылся в объятиях посторонней женщины.
Мать вернулась домой лишь к шести часам. Как и всегда после гемодиализа и целого дня в больнице, лицо ее было бледное, осунувшееся, а глаза — потухшие и измученные.
— Привет, — выдохнула она, увидев Женю на кухне.
— Привет, — ответила Женина спина. — Я тебе макароны на сковородке подогреваю. Яйцо добавить?
— Да, и молока еще, пожалуйста.
Старая чугунная сковорода возмущенно зашкворчала, перекрывая звук шуршания в комнате, с которым мать скидывала с себя уличную одежду и натягивала халат. Женя влила в сковороду с полстакана молока, шкворчание грянуло с новой силой, а потом затихло, обиженно забурчав. В это же время в дверях кухни показалась мать. Мимо ее ног, будто специально путаясь в них, пролетел Тиша. Он сел посредине кухне и издал короткое, требовательное «Мя!».
— Ну чего ты орешь?.. — пробормотала мать. — У тебя же все лежит еще с утра. Не ори!
Женя выключила плиту и переложила макароны в глубокую тарелку.
— Приятного аппетита.
— Спасибо.