Лес великого страха

В отличие от южных ночей Мандры, к которым привыкла Сабрина, ночей, когда мрак опускается резко, стремительно и неожиданно, как нетопырь на шею жертвы, тьма Лихого Леса была застенчивой. Сначала в горячем буйстве света появлялась нежность. Затем из ослепительного, победоносного сияния Хорса уходила ярость, свет становился прозрачным и серым, липким, как паутина – солнце уже не грело, но в воздухе висела духота, выдох раскаленной земли. Потом приходили сумерки – нежные, как касание шелка. И лишь потом, незаметно, стесняясь, темнота укутывала дорогу и лес вокруг нее.

– Начнем, наверно, так, – пробормотала Сабрина.

Писало заскрипело по бумаге. Рамдан заиграл на зурне. Крюк опутал выход из фургона заклинанием от комаров, которому его обучили ведьмы, расстегнул клапан и сел, свесив ноги. От костра донесся голос Ринке:

Река заболела смертью
и рыбы спасались бегством.
Брега ее стали жёлты,
как пальцы курильщика трубок

Ринке, как всегда, открыл вечерний концерт песней про мертвую реку. Если верить его объяснениям, была в Лихом Лесу река, испив воды из которой, человек погибал или терял память. Мандреченок было не удивить волшебными реками. Даже Сабрина знала, что по их легенде, где-то на краю обитаемого мира, протекает река Калина. Вода в ней была самой обычной, надо думать, там водились и сомы, и щуки. А вот человек, перешедший Калину по мосту, навсегда исчезал из мира живых. Река Беспамятная, как ее называли темные эльфы, находилась гораздо ближе. Старая тропа, подобная той, по которой двигался обоз, соединяла Бьонгард и берег Гламранта. Зловещая речка пересекала тропу где-то на полпути к реке.

По непонятным причинам, эта мрачная песня очень нравилась Карине. Сабрину же удивляло в ней отсутствие пышных сравнений, изысканных рифм и кённингов, столь характерных для песен эльфов. По крайней мере, те песни тэлери, которые доводилось слышать боевой ведьме, были именно такими. Сабрина собиралась написать песню в тэлерийском стиле, но, услышав пение Ринке, изменила свое решение и перечеркнула первые несколько строк. Сидх тем временем продолжал:

Трава и цветы зачахли,
и ломкими сделались стебли.
В полуденный час злое солнце
сожгло их сухие скелеты.

Вода же в реке блестела,

как ртуть, и неспешные волны
вязко катила к устью,
всё отравляя ядом.

– Крюк, а вы куда после Бьонгарда? – спросила Сабрина, на миг отвлекшись от сочинительства.

Экен пожал плечами:

– Рамдан скажет. Какой-нибудь обоз опять наймемся сопровождать, сейчас из Бьонгарда много караванов пойдет – все до зимы хотят успеть выбраться из Лихолесья. В сторону Мир Минаса двинем, я думаю. А там и до Экны недалеко, я, может, домой съезжу… А вы?

Звери в лесах – не пейте!
Птицы в полях – не пейте!
Вам говорю – не пейте!
Памяти лишитесь
И рассудка.

– Мы? А мы вернемся в Горную Школу, перезимуем, – ответила ведьма. – Зимой летать опасно. Попадешь в буран над Нудайдолом, труп весной в Боремии найдут… Светик, наверно, курс по травам почитает, я бой на мечах возьмусь вести. В нашей школе всегда так – пока можно летать, учат только летать. А как зарядят дожди, так теория начинается.

– Гёса тоже хочет наведаться в Купель, – произнес наемник. Так называлась одна из двух магических школ, где обучали Танцоров Смерти. – Что-то с ним странное происходит, не вытанцовывается у него последнее время. Ему с учителем своим поговорить надо…

– Может, это просто лес на него так влияет, – заметила Сабрина. – Ну вот, послушай.

У костра как раз затихло – на время, необходимое для прохождения чарки с водкой по кругу. Крюк поднялся, подошел к Сабрине и пристроился напротив.

– Давай, – сказал экен.

– Когда нас в Горной Школе учили складывать песни, – произнесла ведьма. – То надо было взять какую-нибудь отвлеченную тему. Историческое событие, или что-нибудь из сказаний о богах и героях, но такое, чтобы это было известно всем. И на этой теме показать, насколько красиво ты умеешь высказываться. Я сейчас спою тебе, а ты попробуй угадать, о чем это.

Ведьма откашлялась и негромко запела: