Лес видений

Богинка перемещалась стремительно. Плеснула вода, а следующим, что Немила почувствовала, был резкий рывок за волосы. Из-за боли у неё перехватило дыхание, что пришлось очень кстати, поскольку, сделав несколько шагов, богинка толкнула свою слабую жертву лицом в болотную жижу и надавила на затылок.

«Я сама выбираю свою смерть!»

Вода просочилась в ноздри, осталось вдохнуть поглубже – ровно так, как это сделала матушка годы назад, – но тело и разум Немилы отказывались принимать низкую судьбу, как смерть в убогом грязном болоте от рук уродливого существа. Что станется с её телом? Наверняка и косточек не найдут, а батюшка точно с ума сойдёт от горя.

В агонии боли и страха Немила совершила полное отчаяния защитное движение, пытаясь оттолкнуть женоподобное существо, но всё было тщетно. Она была как лягушка, которую по случайности придавили ногой, но не довели дело до конца, и только оставалось, что невольно дёргать лапками. Как известно, по одной очень старой сказке о двух лягушках, если долго и упорно не сдаваться, неутомимо грести лапками в сторону свободы, то можно прожить немного дольше.

Но в этом случае в своём спасении она могла повинить только чудо, поскольку богинка ослабила хватку сама.

Немила вывернулась из ослабевшего захвата, на коленях отползла в сторону, а когда оглянулась, то увидела, что жуткое лесное создание, каким-то чудом преодолев участок непроходимой топи, стояло на другой стороне лесной прогалины и ухмыляясь смотрело на неё.

За спиной у богинки снова начинался лес, ещё более недружелюбный и уродливый, чем тот, что они оставили позади себя. Тонкие, корявые стволы не могли устоять прямо и искали друг у друга поддержку, щетинились во все стороны ветвями, безуспешно пытались вырасти вверх, туда, где круглый блин луны терял потихоньку терял свой золотистый окрас, но опадали вниз, к бедной почве, которая смогла вырастить на себе много-много поколений ущербных карликов, могущих рассчитывать на лучшее будущее для своей породы только в том случае, если какая-нибудь белка или птичка ненароком перенесут хотя бы одно семечко в более благоприятное для будущих поколений место.

– Куда?! Стой! Мы ещё не закончили! – в отчаянии крикнула Немила, взвилась на ноги и, придерживая юбку, сделала несколько шагов по направлению к богинке. Та в ответ рассмеялась:

– Не пройдьёшь! – но не сдвинулась с места, а с издевательскими гримасами наблюдала за попытками Немилы преодолеть топь.

В очередной раз, не сумев удержаться на ногах, она упала и принялась вытаскивать из грязи застрявшую ногу, а богинка снова развеселилась, отчего Немила горько взвыла:

– Почему ты меня не убила?! Почему отказала в такой малости?!

– Ньет, – богинка передёрнула плечами. – Я нье убивайю своихь.

– Своих?!

Но богинки уже не было на прежнем месте. Повернулась спиной и, не обращая внимания на крики, увещевания, удрала. Понеслась через кущи, только голое тело мельком показалось на границе болота, да сверкнули на удивление белые пятки.

– Нет, стой! У-у, гадюка! Ну погоди, найду – отомщу!.. И что мне теперь делать? – пробормотала Немила себе под нос, после чего, аккуратно переходя и перепрыгивая от деревца к деревцу, козочкой доскакала до противоположного края лесной проплешины.

Луна уже успела почти докатилась до края небосклона, когда Немилины руки дотянулись до ближайших к ней колючих ветвей. От прикосновения к ним она тихо ойкнула.

Но богинка же, богинка как-то пролезла?!

Немила надела варежки, поплотнее запахнула тулуп и двинулась через плотные кусты. На её радость, только первый ряд ветвей оказался плотным и шипастым, одолев его, идти стало в разы легче, но – непонятно куда именно.

«Если долго идти, то куда-нибудь приду», – успокоила она себя. Иногда Немила звала богинку, но – никто не отзывался. В лесу стояла гробовая тишина.

А лес тем временем внезапно стал более дружелюбен. Он любезно раздвигал ряды деревьев, перестал норовить ткнуть незваной гостье в глаз, не кидал под ноги каких-нибудь сомнительных сюрпризов, а когда безлунная чернота стала сереть, предвещая рассвет, то обнаружилось, что под ногами у Немилы лежит вполне себе утоптанная тропа.

«Ага! Значит, здесь часто ходят, и я тоже куда-нибудь доберусь», – решила Немила и уже собралась ускорить шаг, чтобы быстрее попасть «куда-нибудь», но тут вдруг громким урчанием напомнил о себе голодный живот.

– Ах вы, мелкие поганки! – вспылила она. – Неужто проголодались?

Немила уже ненавидела этих двоих, что заняли её утробу и только требовали от неё новых и новых жертв.

От злости она отломила небольшой ивовый прутик, засунула в рот и принялась жевать горьковатые волокна, то и дело морщась, сплёвывая и ругаясь самыми грязными словами, что доводилось ей слышать в своей жизни.

* * *

Она уже успела сжевать штук пять таких прутиков вместе с набухающими на них почками (весна?), нашла и выкинула какие-то лжегрибы, поймала и выпустила лягушку, а рассвет, как назло, всё не наступал, хотя Немиле казалось, что шла она часа три – не меньше.