«Нет, – возразила старушка, – тебе не нужно говорить мне об этом. Кажется, я знаю её и образ её жизни. Но я дарую тебе мудрость и не возьму за это никакой платы. Садись, прекрасное дитя, на эту душистую траву, а я сяду рядом с тобой и расскажу тебе что-то стоящее твоего внимания». Так мы сидели какое-то время, а она рассказывала мне всю правду о мире, которого я ни разу не видела: о жизни и смерти, о мечтах, разочаровании и отчаянии, так что когда она ушла, я была более опытной, чем раньше и чуть менее радостной. Но при этом я решила: пусть будет, что будет, а я буду частью этого.
На прощание женщина сказала: «Смотри, день заканчивается, и тебе осталось только выбрать: либо ты возвращаешься обратно к своей хозяйке, либо бежишь от неё тем путём, какой я укажу, и если ты захочешь последовать моему совету и при этом сможешь какое-то время потерпеть свою неволю, то лучше тебе будет не бежать сразу же, а подождать какое-то время и снова встретиться со мной. Так как ты впервые встретила меня в этом месте, то в следующий раз сможешь увидеть меня здесь же, а поскольку дни теперь длинные, ты легко, ещё до полудня любого из дней, сможешь прийти сюда».
Я надела на ноги свою обувь из козьей шкуры, собрала своих коз, и мы вместе вышли из лощины, оказавшись на широкой равнине. Там старушка спросила: «Ты умеешь определять стороны света по солнцу?» «Умею», – ответила я. «В таком случае, – сказала она, – когда ты захочешь уйти отсюда и прийти в мир людей, о котором я тебе рассказала, направься на северо-запад, и вскоре ты наткнёшься на что-нибудь или кого-нибудь. Но поторопись в тот день. Ты легконогая, поторопись пройти как можно больший путь до того, как твоя госпожа узнает о том, что ты сбежала, потому что она не захочет отпустить на свободу такую невольницу, как ты».
Я поблагодарила старушку, и та ушла куда-то по равнине, а я с моими козами пошла домой так быстро, как только могла. Моя госпожа в тот вечер не обратила на меня никакого внимания и ни словом, ни делом не наказала меня, хотя я и не напряла столько, сколько мне полагалось. На следующий день мне сильно хотелось отправиться в долину, чтобы встретиться со старушкой, но я не осмелилась. И на второй день страх переборол моё желание. Но на третий я так сильно хотела туда пойти, что, казалось, ноги сами ведут меня, и я не заботилась больше о том, что может случиться. После моего недолгого ожидания в долину пришла старушка, села рядом и продолжила учить меня мудрости. Она показала мне буквы и рассказала, что они обозначают, и я училась, словно мальчишка в приходской школе.
С тех пор я совладала со своим страхом перед госпожой и стала ходить в долину каждый день, чтобы учиться у старушки, хотя временами я гадала, когда же моя хозяйка выплеснет на меня свой гнев. Я помнила её угрозу в тот день, когда она приносила в жертву мою белую козочку, и решила, что если она накинется на меня, намереваясь убить, то я приложу все свои силы, чтобы убить её первой. Но она каждый раз смиряла свой гнев и даже почти ничего не говорила, а только хмурилась и уходила, словно сдерживая себя.
Так проходили дни, и мои ноги уже протоптали тропинку к Долине Знаний, май сменился июнем, и даже наступили последние дни этого месяца. В день летнего солнцестояния я шла в ту долину, куда с радостным желанием ходила всё это время, когда, спешно гоня своих коз, увидела, что ко мне по вереску приближается что-то блестящее. Я продолжила идти, потому что теперь ничего не боялась, разве что страх перед моей госпожой ещё теплился в моём сердце. Я видела, что всё новое, встречающееся на моём пути, приносит мне радость. Я заметила, что в мою сторону направляется воин на белом коне. Он подъехал ближе и натянул поводья. Что-то необычное происходило со мной: моё сердце бешено стучало от вида его красоты. Хотя старушка и рассказывала мне, как бывают прекрасны мужчины, это были всего лишь слова, и я не знала, что они означают, а все мужчины, которых я видела, не были ни молоды, ни красивы, как, например, те четверо, лиц которых я почти не разглядела.
Этот же был даже красивее, чем мёртвая женщина, которую я похоронила. Её лицо, как вспоминается мне теперь, было изъедено трудом и беспокойством. Воин был одет в блестящую сверкающую броню, поверх которой он накинул зелёный сюрко, расшитый цветами. На его голове блестел лёгкий шлем. Золотистые локоны струились из-под шлема и падали на плечи. Его лицо было такое же безбородое, как твоё, милый друг, но не тёмное от загара, как у тебя, а светло-розовое, как цветок…
Ральф не выдержал и перебил:
– Наверное, это была женщина.
Его голос зазвучал несколько громко в этом тихом месте. Леди улыбнулась ему, поцеловала и ответила:
– Нет, нет, мой милый защитник, это не так, упокой Господь его душу. Он уже много лет как мёртв.
Ральф удивился:
– Много лет? Что ты имеешь в виду?