Лэшер

Барабанный бой и факелы, горевшие в ночь накануне праздника Марди-Гра, порождали в детской душе ужас. Когда мы состаримся, мы умрем. Нас больше не будет. Не будет. Майкл попробовал представить себя мертвым. Представить собственные кости, гниющие в земле. За прожитые годы подобное видение посещало его нередко. Да, придет время, и от меня останется лишь горсточка праха. В этом я уверен. Мало что в жизни внушает мне столь непоколебимую уверенность. Я умру. Меня положат в гроб. А может, зароют прямо в землю. Это не важно. Но я умру, в этом нет сомнений.

Ему послышалось, что помощница сиделки вскрикнула. Это было весьма странно. Потом до него донесся торопливый топот шагов по лестнице. Хлопнула входная дверь. Все это казалось ему таким далеким. Пусть люди приходят и уходят. Ему нет до них дела. Если бы Роуан стало хуже, его бы непременно позвали.

Тогда он, конечно же, опрометью бросился бы вверх по лестнице. Впрочем, что толку? Он не в состоянии ей помочь. Все, что он может, это быть рядом, когда она испустит последний вздох. Держать ее холодеющую руку. Припасть головой к ее груди и ощущать, как она медленно остывает. Откуда ему знать, как надо вести себя в подобных случаях? Никто никогда ему об этом не говорил. Так или иначе, руки ее будут коченеть в его руках, становясь все более холодными и твердыми. Да, сегодня утром, взглянув на ее ногти, ее прелестные розовые ногти, он заметил, что они посинели.

— Мы не стали покрывать ее ногти лаком, — сообщила сиделка. — Знаю, что вы на этом настаивали. Но делать это не стоит. Видите ли, мы должны следить, как изменяется цвет ее ногтей. Это может свидетельствовать о нехватке кислорода. У нее ногти очень красивой формы. Она вообще была красивой женщиной.

Вы это уже говорили, хотел он ответить. Но потом вспомнил, что слышал эти слова от другой сиделки. Все они не отличаются излишней деликатностью.

Майкл смотрел, как ветер качает кроны деревьев в саду, и по спине у него пробегали мурашки. Даже смотреть на улицу было холодно. Ему вовсе не хотелось стоять здесь в одиночестве, в пустой, холодной гостиной и смотреть в темноту. Ему хотелось быть рядом с Роуан, в теплой постели.

Майкл отошел от окна и неспешно пересек большую гостиную, пройдя под кипарисовой аркой — чудесным старинным украшением. Может, ему стоит подняться к Роуан и почитать ей вслух?

Почитать совсем тихо. Если ей не хочется слушать, она может не обращать внимания на его чтение. А может, включить для нее радио? Или виктролу Джулиена. Ведь сиделки, которая так невзлюбила виктролу, сейчас здесь нет.

И кстати, он вполне может выслать сиделок прочь из комнаты, не так ли? Мысль эта нравилась Майклу все больше. Возможно, в скором времени они вообще сумеют обходиться без сиделок.

Потом он увидел Роуан мертвой. Увидел ее холодной, посеревшей, недвижной и бездыханной. Он даже живо представил ее похороны. Хотя и не слишком отчетливо, без всяких подробностей. Просто видение, короткое, как вспышка молнии: гроб опускается в склеп. Так же как и гроб с телом Гиффорд. Только все это происходило здесь, на кладбище, что расположено в дальнем конце Садового квартала. Он сможет приходить сюда каждый день и опускать ладонь на мраморную плиту, зная, что всего несколько дюймов отделяют холодный мрамор от ее мягких белокурых волос.

Роуан… Роуан…

«Помни, сын мой…»

Майкл резко обернулся. Кто произнес эти слова? Длинный просторный холл был абсолютно пустым, гулким и холодным. В темной столовой тоже не было никого. Майкл напряг слух, надеясь уловить потусторонние звуки, долетевшие из иной реальности. Но неведомый голос смолк.

— Я буду помнить, — вслух сказал Майкл.

Ответом ему была тишина. Она окружала его со всех сторон. В тишине его слова прозвучали особенно громко. Они разбили ее, как камень, брошенный в пруд, разбивает зеркальную гладь воды. Но круги на воде исчезают быстро. Мгновение — и в доме вновь воцарилось безмолвие.

Рядом с Майклом не было ни одной живой души. Ни в столовой. Ни в холле. Ни на лестничной площадке. Он заметил, что свет в комнате тетушки Вивиан погас. Никто больше не говорил по телефону. Во всем доме пусто. И темно.

Вдруг он с потрясающей ясностью осознал, что совершенно один. Один с Роуан в покинутом всеми доме.

Нет, это невозможно. Майкл подошел к входной двери и открыл ее. Поначалу он глазам своим не поверил. У железных ворот не было никого. И на крыльце тоже. Человек, стоявший на противоположной стороне улицы, исчез. Сад, как и дом, был совершенно пуст и погружен в мрачное безмолвие. Лишь ветви дубов слегка покачивались в неподвижном свете уличных фонарей. Все вокруг казалось таким же заброшенным и нежилым, как в тот день, когда он увидел этот дом впервые.

— Куда подевались охранники? — спросил Майкл, непонятно к кому обращаясь. Он чувствовал, как им овладевает приступ паники. — Господи Боже, что происходит?

— Майкл Карри?