Лэшер

— Возлюбленный мой отец и дорогая матушка, старшие мои братья и досточтимые родственники, позвольте мне представить вам сего юношу — моего сына Эшлера!

В ответ раздался хор изумленных голосов, оглушительный рев, который внезапно смолк, уступив место потрясенному молчанию. В течение нескольких мгновений лишь прерывистые вздохи да испуганный шепот нарушали тишину. Взоры всех собравшихся были устремлены на нас — на отца и на меня. Отец сделал знак правой рукой, и я, догадавшись, чего он хочет, встал рядом с ним во весь рост — я возвышался над отцом на целую голову, хотя по сравнению с другими мужчинами он отнюдь не выглядел низкорослым.

И вновь до слуха моего долетел шелест вздохов и перешептываний. Одна из женщин даже испуганно вскрикнула. Глава клана устремил на меня пристальный взгляд из-под косматых седых бровей. В его прозрачных голубых глазах сверкнул недобрый огонек. Охваченный дурным предчувствием, я бросил растерянный взгляд по сторонам.

Монахи, до той поры ожидавшие в холле, опять вошли в трапезный зал. Некоторые из них приблизились к столу, дабы получше меня разглядеть. Эти люди в длинных, подобных женским одеяниях, с блестящими лысыми макушками поразили мое воображение. Один за другим монахи подходили к столу, а волнение, охватившее гостей при неожиданном известии, все усиливалось.

— Это мой сын! — вновь провозгласил отец. — Плоть от плоти моей! Это Эшлер, вновь пришедший в мир!

На этот раз испуганные крики вырвались из уст сразу нескольких женщин. Некоторые из них лишились чувств. Мужчины повскакали со скамей. Глава клана тоже поднялся со своего места и со всей силы ударил по столу обеими кулаками. Приборы и тарелки жалобно зазвенели, а из кубков выплеснулось вино.

Внезапно, с неожиданной для своего возраста легкостью, глава клана вскочил на скамью.

— Талтос! — произнес он низким зловещим шепотом, не сводя с меня горящих гневом глаз.

Талтос… Это слово было мне знакомо. Я знал, что оно имеет ко мне самое прямое отношение.

Подчиняясь инстинкту самосохранения, я наверняка бросился бы прочь, если бы отец не сжал мою руку повыше локтя, заставив неподвижно стоять рядом с собой. Что касается всех остальных, то они опрометью кинулись вон из зала. Многие женщины от страха утратили способность передвигаться, и их спутникам пришлось выносить своих подруг на руках.

— Нет! — вновь раздался голос отца. — Мой сын не Талтос. Он святой Эшлер. Он пришел вновь. Поговори с этими людьми, сын мой. Скажи им, что твое рождение — это знамение, посланное с небес.

— Но как я могу утверждать это, отец? — спросил я.

Услышав мой голос, в котором, по собственному моему разумению, не было ничего необычного или пугающего, те, кто еще оставался в зале, буквально обезумели. У дверей возникла давка. Глава клана перескочил со скамьи на стол и теперь стоял там, грозно сжав кулаки. В припадке ярости он разбрасывал ногами оловянные тарелки. Все слуги куда-то попрятались.

Наконец в зале кроме меня, отца и главы клана осталось лишь двое монахов. Один из них, высокий, хотя и уступавший мне ростом, стоял прямо напротив меня. Я заметил, что у него рыжие волосы и глаза редкого зеленого оттенка. На губах монаха играла рассеянная улыбка, которая подействовала на меня почти так же, как звуки музыки. Я ощущал, как улыбка эта проникает прямиком в мою душу, принося мне радость и успокоение.

Я знал, что у всех прочих людей даже внешность моя не вызывала ничего, кроме отвращения. Знал, что внушаю людям ужас, заставивший их убежать. Я породил панику, вынудившую гостей бросить пиршественный стол. Столь же дикая паника сразу после моего рождения охватила мать и ее придворных дам.

Я пытался понять, в чем причина тягостного впечатления, которое я произвожу на людей. «Талтос…» — повторил я, словно рассчитывая, что слово это пробудит дремлющее во мне знание. Однако ничего подобного не произошло.

— Талтос, — повторил вслед за мной священник, ибо то был именно священник, член ордена францисканцев, хотя тогда я еще не знал этого. И он вновь одарил меня улыбкой, исполненной доброты и понимания.

Повторяю, в зале остались лишь я, отец, священник и глава клана, который по-прежнему стоял на столе. Да еще трое мужчин замерли у камина, словно чего-то выжидая.

Однако выражение, с которым эти трое переглядывались с главой клана, взгляды исподлобья, которые они украдкой бросали на меня, не предвещали мне ничего хорошего. Тревога моя усилилась.

— Перед вами Эшлер! — в очередной раз заявил отец. — Если вы не видите этого, значит, вы ослепли. Какое еще знамение должен вам послать Господь, чтобы вновь сделать вас зрячими? Разверзнуть небеса и испепелить молнией одну из башен замка? Отец, это святой Эшлер! Он вновь пришел в мир.