Леший

Паша вышел из вагончика, зачерпнул горсть снега и начал тереть сначала щеки, а потом лоб и нос. Но сколько ни тер, не ощущал ни холодного снега, ни прикосновения к лицу ладоней. Два дня, закрывая лицо мокрым полотенцем, он отлеживался в вагончике, на третий пришел в столовую. Когда он заглянул в окно раздаточной, Зина ужаснулась. Его лицо напоминало кусок оттаявшего сырого мяса. Оно было намазано какой-то мазью и все сочилось. На щеках и лбу у Паши виднелись мутные капли. Сначала она испугалась, но, переборов страх, подала ему тарелку со щами. Он поставил ее на стол к сварщику Бочкареву. Бочкарев, увидевший Пашу, когда тот заходил в столовую, ел, опустив голову. Но было видно, что он через силу заставляет себя глотать горячую, ставшую вдруг невкусной пищу. Наконец он положил ложку на стол, встал и, не поднимая головы, вышел из столовой. Ко второму блюду он даже не притронулся.

Зина сразу поняла, что так он поступил напрасно. Коровин тоже перестал есть и повернулся к двери, словно ждал, что она сейчас откроется и в нее войдет Бочкарев. Но Бочкарев не вошел. Паша перевел взгляд на раздаточную и увидел в окне Зину. Ей показалось, что он сейчас заплачет. Его обезображенное лицо даже искривилось и она вдруг поняла, что кроме физической боли он испытывает другую, более страшную. «Он совсем молодой и симпатичный, — подумала она и тут же поправила себя: — Был симпатичным. Теперь для него даже собственные фотографии стали чужими, потому что он уже не похож на самого себя». Ей стало жалко Пашу и она спросила:

— Что тебе принести, чай или компот?

— Ничего мне не надо, — ответил Паша, поднялся из-за стола и вышел из столовой.

Всю эту сцену наблюдал Шумейко. Беду Коровина он принял как свою собственную, но ничем помочь ему не мог. Вчера он отправил Пашу самолетом на большую землю. До конца строительства Коровин на трассу уже не вернется. Теперь Север заказан ему навсегда.

Не успел Шумейко прийти в себя после этого потрясения, как на его голову теперь свалилось новое. Бульдозеристы потеряли трассу. Что это — случайность или цепь неприятных событий, которые должны закончиться чем-то из ряда вон выходящим?

Шумейко посмотрел на Гудкова, но о своих мрачных догадках ничего не сказал. Обмотал шею толстым шерстяным шарфом, снял с вешалки полушубок и, толкнув рукой дверь, вышел наружу. Мороз за последние сутки спал, хотя висевший на стене вагончика термометр показывал минус тридцать семь. Но минус тридцать семь — это не минус сорок три. При такой температуре на Севере даже дети младших классов в школу ходят. Шумейко взвалил на плечи лыжи и двинулся к вездеходу. Около него уже крутились механик и водитель. Минут через пятнадцать вездеход завели, дернув трактором. Шумейко с Гудковым уселись в кабине рядом с водителем и машина выехала на трассу, напоминающую траншею, проложенную в глубоком снегу. Иногда казалось, что машина идет не по трассе, а по снежному тоннелю.

Раздражение Шумейко постепенно начало проходить, хотя он, поглядывая на Гудкова, и повторял, рассуждая сам с собой: «Потерял трассу! Голову не мог потерять! Еще один-два простоя и мы точно вывалимся из графика. Кто будет платить заказчику неустойку?»

Но Гудков смотрел вперед, покачиваясь на сиденье, и выглядел абсолютно равнодушным. Трасса поднималась на гриву, на ее вершине резко вырисовывался четкий силуэт бульдозера. Около него стоял человек.

— Кто это? — вытянув руку, спросил Шумейко.

— Шабанов, — не поворачивая головы, сказал Гудков.

— Почему не работает?

— Завести, наверное, не может. Да и трассы нет.

Гудков видел, что у бульдозера под баком с соляркой горел факел. Второй факел обычно зажигают под картером двигателя. Таким способом механизаторы разогревают свои машины для работы зимой.

— Чего стоишь? — спросил Шумейко, когда они подъехали и он начал с трудом выбираться из кабины вездехода.

— Разогреваю, — ответил Димка, кивнув на бульдозер. — Сегодня, поди, начнем. Я тут пытался сунуться в тайгу, думал отыщу пикет, да разве без лыж пройдешь? Снегу по грудь.

— Найдем, — уверенно сказал Шумейко. — Не может быть, чтобы не нашли.

У конца просеки Шумейко увидел небольшой, стесанный с одной стороны топором столбик. На нем была написана цифра 92. Это был девяносто второй пикет. От него путь трассы пролегал к девяносто третьему. Его-то и потеряли бульдозеристы.

— Давай карту, — сказал Шумейко, повернувшись к Гудкову.

Тот засунул руку за отворот полушубка, достал карту. Шумейко развернул ее, стал изучать, время от времени поднимая голову и поглядывая на молчаливую заснеженную тайгу. Но разглядеть что-либо в ней ему не удавалось. Перед сильными морозами целую неделю мели бураны. Снегу навалило до нижних веток деревьев. В этом случае пикет можно и не отыскать. Но ведь кроме пикета есть еще и просека. Ее прорубили проектировщики, прокладывая трассу нефтепровода. Если занесло пикет, просеку никакой снег завалить не может.