Леший

– Рэкс! Неужели? Домой, Рэкс, домой! – крикнул Витька.

Тот гавкнул в ответ, вроде как понял, и побежал.

Пёс бежал уверенно, иногда огладываясь назад – явно проверяя, не отстал ли от него человек. Витька старался вовсю. Наконец пёс свернул к берегу. Следуя за ним, Витька с разбегу чуть не влетел в большую квадратную прорубь. Дыра во льду была явно свежая, как будто вырубленная вот-вот. Витька аккуратно обошёл её и с облегчением увидел натоптанную тропу, идущую от проруби к берегу и далее взбирающуюся вверх, Рекс стоял на этой тропе у самой границы деревьев и ждал Витьку.

Уже поднимаясь в гору, Витька медленно осознал, что уже шёл здесь недавно. А когда увидел знакомую стенку сруба, сомнений у него не осталось. Вот только… Только проруби в прошлый раз не было. Зато теперь окошко предбанника светилась, и это казалось важнее всего на свете.

Витька рывком распахнул дверь и влетел в парную. Успев только сказать:

– Замерз как скот…. – замер на полуслове, оглушенный дружным визгом. Как-то не предполагалось ему в тот момент, что в банях парятся не только мужики.

Несколько девиц, которые и подняли шум, прикрывшись кто чем успел, ошалело пялились на него, но Витька их не замечал. Его взгляд как с ходу уперся в дородную фигуру, кои любили изображать живописцы эпохи возрождения, так и застыл. Фигура стояла прямо напротив него, ничуть не смущаясь и уперев руки в крутые бока. Находящийся в ступоре Витька тупо смотрел на женщину и пропустил момент, когда ее левая рука оторвалась от бедра.

– Ты чего здесь забыл? – услышал он, а в следующую секунду ему прилетело прямо в лоб. Эмалированным половником, которым в нормальной обстановке начерпывают горячую воду в тазик. Но Витька этого не понял, потому что в глазах его потемнело, и он банально вырубился.

Сквозь темноту до Витьки доносились негромкие голоса. Рядом кто-то разговаривал. Витька не особо старался вслушиваться, но смысл до него доходил.

– Отпусти его, – голос мужской, басовитый, но какой-то странный, будто дерево скрипит.

– А что я девчонкам скажу? Тем более, он сам заявился, – теперь приятный женский.

– Ну объясни им. Сама же знаешь – и так людей вокруг мало. Деревенских почти не осталось. Раньше то – раздолье. В каждом доме мал мала. А нынче? В половине домов давно дух человечий выветрился. Бурьян вокруг. А в остальных? Старики. Умирает деревня. А если людей не будет – нам как жить? Переведутся люди – и нас не станет. Городские вон хоть наездами стали появляться. И то радость.

– Да знаю я, старый. Знаю. Уж который год девчонок на коротком поводке держу, поэтому если он ещё раз сюда в баню придёт – они меня не поймут, не по обычаю будет его отпускать. Они ведь последние годы только рыбаков на берегу видят. Так что в сторону его уводи.

Скрипучий бас что-то ответил, но Витька не разобрал, потому что снова провалился в забытьё.

Очнувшись окончательно, Витька понял, что опять стоит на реке. Голова трещала как кочан капусты на морозе. Перед его неспешным мысленным взором возникали картинки – женщина, у которой ниже пояса кожа странно чешуйчато поблёскивала, длинные, до пола, чёрные волосы девиц и выглядывающие из-под тазиков, плоско лежащие на полу рыбьи хвосты. Виноватые глаза Рекса, и другие глаза – голубые, холодные, безжалостные и… манящие. И слова. Непонятные смыслом. Но осязаемо ему угрожающие местом, где он только что был.

Витька со стоном помотал головой.

И снова холод. И снова, теперь уже совсем вялый из-за окоченевших членов, бег вдоль кромки берега. У Витьки началась натуральная истерика. Еще недавно тоскливо хныкавший, он стал хихикать. «Ведь замёрзну же, как пить дать – замёрзну, – отчего-то весело думал он. – А так мне и надо. Потому что – дурак. Потому что правильно это будет. Сам ведь попёрся. Никто ведь не заставлял людям вечер портить. Вот и получи. Не по морде, так в морду. Так тебе и надо. Всё правильно».

Снова увидев тропинку, Витька свернул скорее по инерции, уже не веря, что она выведет его куда надо. И когда он понял, что она петляет, чуть не обрадовался, потому что это чётко вписывалось в уже нарисованную его сознанием картину – он непременно замёрзнет и его холодный труп обнаружат только утром.

Не в силах больше идти и бороться, Витька сел на поваленное дерево, вжавшись внутри пуховика сам в себя. «Как же холодно, чёрт, как же холодно», – только и крутилось в голове. Но тут, а может и через бесконечность, он почувствовал, как лицо обдала волна жара. Он разлепил веки и вяло удивился: в лицо ему светило полуденное солнце, а вокруг него парИлась на солнце сочная трава, а чуть поодаль лениво шелестели зелёной листвой берёзы и осины. «Совсем замерзаю», – как-то совсем равнодушно подумалось Витьку. И словно в ответ на эту мысль из-за стволов деревьев на полянку вышел бородатый всклокоченный старичок. Остановившись в пяти шагах от Витьки, он, кряхтя, достал из-за пазухи складную тряпичную табуретку, какими обычно пользуются рыбаки, и уселся на неё.

– И чего вы, городские, такие суетливые? – вопросил он. Не дождавшись ответа, сорвал былинку и поковырялся в зубах.