Леший. Четвертые врата (СИ)

       – Может, видели, по телевизору показывают всех этих злачных бизнес-барышень, – он выпялил грудь и сморщил нос. – Глаза холодные, лица наглые – никого кроме своего круга не видят. А смеются как? Сквозь зубы. Таким с утра: «Доброе утро!». А она даже головы не поведёт. Куда уж! Бизнес – леди! И всё равно, сама ли она чего-то там достигла, папенька расстарался или муженёк подсобил. Все, одного поля ягода. Так вот, Катерина Фирсовна, совсем не такая была. Всегда в брюках и длинных кофтах. Никаких костюмов. Волосы в хвостик соберет, глаза узкие, пристальные. Но не злые. Наоборот смотрит, как будто жалеет. «Добрый день! Добрый вечер!», – всегда первая скажет. Строгая. И как всё в одной уживалось. Однажды входит: «Здрасти, Игорь». И посреди холла встала. Смотрит на меня внимательно: «Вы бы, – говорит, – книжку то убрали, и внимательней за пришлыми следили. Тем более что книженция то, не Бог весть какая, бульварная. Толку от неё для развития нет, а внимание отнимает. А вы здесь именно для последнего». 

       Вот такая она была. А ведь я книжку под столом держу, а увидала.

       – А книжка и, правда, бульварная? – полюбопытствовал Леший.

       Швейцар покраснел.

       – А что из того? В литературе то, что главное, чтобы интерес был, чтобы с сюжетом… Глаз у неё острый. Говорю, на некой службе она была, возможно, тайной. Потому как разговоры о себе не вела и жила более чем скрытно. Уезжала часто. Надолго. Животных не заводила. А это для одинокой женщины странно, когда постоянно одна.

       – Постоянно? – внимательно посмотрел на бугая Леший. – А как же тот паренёк, что в последний раз с ней приехал. Его вы когда-нибудь видели?

       – Так впервые и видел! С утра они приехали, часиков в десять, не раньше. Катерина Фирсовна поздоровалась, а паренек только головой кивнул. Странный такой, словно не живой, вялый какой-то, идёт, ноги волочит. Я тогда подумал – пьяный или обкуренный и где такого Катерина Фирсовна подобрала. Но, не мое дело вопросы задавать. В квартиру они по лестнице поднялись. Катерина Фирсовна, вообще, чаще пешком, лифтом редко пользовалась. 

       – Зачем ей? – подметил Кондрат. – На втором этаже живет.

       – Э, нет, – усмехнулся швейцар. – Здесь, знаете, какие субъекты живут? Со второго этажа спуститься, лифт гонят. Катерина Фирсовна, единственная со своей площадки пешком ходила. А остальные жильцы все в кабине ездили. Стоять, ждать будут дольше, чем подняться по ступеням, но пешком не пойдут. Вот такие у нас здесь люди.

       – Так что там с пареньком? – прервал детину Кондрат.

       – А что с ним? Странный. Еле шел. Я сразу подметил, неадекватный. Поднялись они, минуты четыре прошло, как он завопит, Я вскочил, когда бежал об энту кошку, – он кивнул на бронзовую статую, – споткнулся. Додумались, поставить животину у самой лестницы. Короче пока встал, поднялся по ступеням, там уже соседка была. Паренек тот у выхода сидел, что-то невнятное про свет бормотал. Прямо с квартиры в полицию позвонили.

       – А с соседями кто опрос проводил, не помнишь?

       Детина впал в оцепенение, замолчал, смотря поверх Кондрата.

       – Опрос? Не помню. Нас же из подъезда-то вытолкали. Ко мне наш участковый подходил, пару слов перекинулись и ушёл. А вот позже, приходили, – сказал он задумчиво, и вдруг полез в стол, порылся. – Кто-то приходил, точно помню. – Вытащил порядком потрепанный журнал и начал листать. Снова задумался, почесал затылок. – Вот ведь, наверное, записать забыл. Но был сотрудник, приходил, интересовался. Вроде ваш.

       – А чем интересовался?

       – Так соседкой и интересовался. Он о парне и не спрашивал. Все вызнавал, кто такая, да когда въехала.

       – А о какой соседке интересовался?

       – О той самой, что первая прибежала.

       – И что ты рассказал?

       – Что знал, то и рассказал. Въехала недавно. С месяц назад. Тихая, смирная бабулька. Выйдет, зайдет, не заметишь, юрк, как мышь. Только слышно дверь, стук. Я в монитор, бабулька наша.

       – Как зовут бабульку?

       – Лукьяненко Степанида.

       – Степанида, – задумчиво проговорил Кондрат. – А больше ничего не спрашивал?

       – Ничего.

       – А описать то, сотрудника, можешь?

       – Да что там описывать то. Форма вот как у тебя. Пониже, правда, будет. Может годков на пять постарше. Имя у него старое. Старинное. Так уже мало кто называет. Вот только вспомнить не могу.

       Кондрат усмехнулся. Знал бы он его имя и фамилию! А ведь и, точно, швейцар за время разговора даже не спросил, как его зовут. Может в корочке увидел? Да что там разглядеть в монитор можно? Кондрат усмехнулся. Мда, вот так и охрана. 

       – Понятно, – кивнул Кондрат. – Я поднимусь, посмотрю.

       – Да поднимайся, – пожал плечами швейцар, убирая журнал в стол. 

       «Так и не записал меня», – подумал Кондрат, но напоминать нерадивому охраннику не стал. Поднялся, вышел из комнатенки и направился к лестнице. 

       На втором этаже он вскользь, глянул на опечатанную дверь и позвонил в соседнюю. Открыли почти сразу. Молоденькая девчонка лет восемнадцати. В уши ударила музыка, долбящая на всю квартиру. В руках бургер. Она, не дожевав, сглотнула уже откушенный кусок булки с начинкой и, перекрикивая музыку, спросила:

       – Чего тебе, дядя?

       Леший в очередной раз махнул перед носом корочкой.