Леший. Четвертые врата (СИ)

       Может и не стоило задавать ей вопросы сейчас. Может, нужно было прийти после похорон и все такое. Она же жена сотрудника и нужно отдать дань. Семен не был другом, сослуживец, но не год, не два. А Кондрату нужно было знать. Просто, для себя. Эгоистично, он понимал. Но нужно знать.

       – Вы видели, кто к нему пришел?

       Она покачала головой, так и не подняв глаз на Кондрата, и лишь промакивая их уголком черного платка.

       – Нет, – ответ глухой совсем тихий.

       – У Семена были какие-то проблемы последнее время, он жаловался?..

       Она кивнула. Кондрат напрягся. 

       – Были. Он был встревожен. Даже ужинать не стал позавчера, ушел. А вчера весь вечер ждал чего-то. Ему кто-то звонил. Я дура даже заревновала. С женщиной говорил, имя у неё странное такое… Нора, Нира… я разговора не слышала, обрывки.

Семен не любил, чтобы в его дела нос… – она всхлипнула. – Говорили, о каком-то Петре… Про психиатрическую больницу и какую-то старуху, продающую газеты. – Она задумалась. – Несколько раз повторял… Севольное… да точно, Севольное. 

       – Севольное? – переспросил Кондрат.

       – Точно, оно… А вечером он ушел. Вернулся уже поздно, часа в три. И даже настроение вроде улучшилось. Сказал, что теперь все будет нормально. А утром… я завтрак готовила, в дверь позвонили. Он пошел… я пока на стол накрыла, пока чай налила… а его все нет. Я и пошла к двери, вышла… а он там… лежит, – Лена уронила голову на плечо сидевшей рядом женщины, плечи затряслись в плаче.

       Кондрат посмотрел на сиротливо стоящего в стороне участкового. Тот вздохнул на взгляд Лешего и развел руками. Что тут поделаешь, вроде как и работу делать нужно. За дверью уже стучали носилками санитары, и доносился голос Митяя:

       – Осторожней, ребята, не дрова грузите.

       Кондрат вышел. Тяжело, когда вот так. Вроде и видишь часто смерть всякую, но когда свои. Всегда тяжело. И ещё, Лешему очень не нравилось то, что рассказала Лена. Все тот же клубок? Как же Кондрату хочется из него выбраться, но странное, жуткое чувство, что он все больше в него запутывается. Семен говорил о старухе-газетчице. О той самой, о Любовь Тихоновне? Ох, как же ему не хочется связывать всё вместе. Кондрат вернулся в квартиру.

       – Всего один вопрос, женщина, с которой разговаривал Семен: может её звали Номин?

       Лена подняла на Кондрата заплаканное лицо.

       – Номин? Может и Номин, очень похоже, я сейчас, не могу что-то вспомнить.

       Леший кивнул и вышел.

       Спустился вниз. Катафалк с телом Семена уже отбыл. Внизу кучковались соседи, но и тех было немного. Напротив подъезда старый уазик, в котором, обняв руль, сидел задумчивый Федор. 

       – Жалко, Семена, – поворачивая ключ зажигания, вздохнул Федор поправляя фуражку.

        Кондрат тоже вздохнул. Слов не было. Да и могли ли быть. Жалко. Даже не так, горько. И вчерашняя злость на Семёна казалась пустяшной и какой-то мелочной. За что было сердиться? Ну, вызвал он шефа, так было зачем. Ну не рассказал про девчонку ту… соврал. Номин – журналистка. Она звонила ему, а до того, Кондрат видел её перед участком, разговаривающую с дежурным. Как же нехорошо крутит в желудке. И по телу неприятное, липкое ощущение – предчувствие, не рядовое, скорее профессиональное. Тянутся, тянутся нити всё больше и все в один смердящий клубок. И Кондрату придется его распутывать. Он нутром чует, что это один клубок, но даже конца ниточки, чтобы начать распутывать не видит. Разве что, эта девчонка – Номин. Она встречалась с Семёном. Она была у психушки. У той самой, где старуха-газетчица видела больного, испускающего синий свет. У той самой, у ворот которой Кондрат видел Семёна. 

       Где-то в кармане должна была быть визитка. 

       – Куда? – посмотрел в зеркало заднего вида Федор.

       Кондрат нащупал визитку.

       – Самойлова 12 издание «Вечерний Яндырь». Давай-ка до них, а после решим.

       Уазик громко заурчал и пыхнув начал пробираться между ведомственными машинами.

***

       Бывать в издательстве, большом или малом, по работе или без надобности, Кондрату никогда не приходилось. И именно сейчас он подумал, что, наверное, то, что происходило в здании «Вечерний Яндырь» более походило на сумасшедший дом, в котором всех пациентов отпустили и те, начали метаться по комнатам. 

       Совсем молодая девчонка в круглых очках с конским хвостом на голове и кипой бумажек пронеслась мимо, чуть не сбив с ног едва вошедшего майора. Тут же на смену ей из-за спины вынырнул мужчина с платком на шее и совершенно диким взглядом. 

       – Маргарита! – рявкнул он на весь коридор. – Славика лови! Я ща бегу.

       И, в подтверждение слов, унесся по коридору. Ответа неизвестной Маргариты не последовало. Можно только догадываться к кому обращался мужчина, потому, как по коридору, в разные стороны неслись, пара совсем молоденьких девчонок, следом трое среднего возраста и замыкала тощая женщина на вид пенсионерка. Причем и последняя не шла, а именно неслась по коридору с папкой в руках и прыгающими на носу круглыми очками, на голове растрепанный хвост крашеных волос.