Леся и Рус

Тринадцать недель, как во мне растет маленькое чудо, подаренное моим мужчиной. Чудо, о котором не знает никто. Разве что Алекс догадывается, врач как-никак. Ничего не спрашивает и на том спасибо.

Но, похоже, пришло время раскрыть тайну самому главному человеку в нашей на двоих с Русланом жизни.

Проблема в другом: я совершенно не знаю, как начать разговор. Зайти издалека? Глупо. Сама же запутаюсь в своих аргументах. Сказать прямо? Опасно. Вдруг эта новость оттолкнет Богдану, а у нас только-только начало что-то складываться.

Да, Саша, никудышный из тебя адвокат — простых слов найти не можешь.

Сажусь на стул, увлекаю за собой Богдану. Она плюхается мне на колени, обнимает. И я вдруг понимаю, что надо говорить прямо. Других вариантов просто нет.

— Богдана, скажи, ты бы хотела большую семью? Брата или сестру?

И тут же улыбаюсь, наблюдая, как моя дочь изображает задумчивость, словно я предложила ей теорему Ферма доказать, как минимум.

— Папа вяжет, когда нервничает, — выдает Богдана и теребит косу. Нервничает. — А ещё он говорит, что благодаря вязанию научился читать и рисовать. Разве так бывает?

А я смотрю на дочку во все глаза. Наверное, и челюсть валяется где-то на полу. Руслан вяжет? Серьезно?

— Мам?

Я понимаю, что нужно ответить. Но как, если слова дочери перевернули с ног на голову все мои знания об этом невозможном мужчине? В который раз за это время?

— Вязание развивает мелкую моторику пальцев, чтобы человек мог выполнять мелкую работу. Например, делать украшения или собирать конструктор из очень маленьких деталей.

— А взрослым это зачем?

— Чтобы мозг работал быстрее. Хирургам, например, чтобы пальцы работали, иначе они не смогут хорошо делать операции и спасать людей. Художникам — рисовать. Кисти же они пальцами держат. Понимаешь?

Богдана кивает.

— Вот, — чешу бровь. — Как-то так.

— Папа просил тебе не рассказывать, но… — она вдруг улыбается и кладет обе руки на мой живот. Кажется, даже сердце замирает. — Папа связал такие клевые маленькие тапочки…

— Пинетки, — нещадно хриплю я. Этого просто не может быть. Он не может знать. Давно бы выдал себя с головой, слишком помешался на детях. Или всегда таким был? Я не знаю. Совершенно ничего не знаю о мужчине, чью фамилию ношу вот уже тринадцать недель.

— Да, — протягивает Богдана с улыбкой. — Они обязательно понравятся моему братику или сестричке.

И обнимает так крепко, словно я сейчас же исчезну.

— Я люблю тебя, мамочка.

— Я сильнее, — смеюсь.

— Нет, я, — хихикает в унисон дочка.

— Как отсюда до неба? — задаю наш вопрос. Этот глупый диалог стал особым ритуалом, нашим персональным заклинанием. Так мы учимся любить друг друга.

— Нееет, до неба, вокруг солнца и обратно, — смотрит на меня совершенно счастливая. — И только вместе с папой.

— Что вместе с папой? — раздается с порога мягкий баритон, сводящий с ума. — Куда вы меня уже втянули?

— Папа! — взвизгивает Богдана. Вихрем слетает с моих колен и запрыгивает на смеющегося Руслана. — Ты вернулся!

— Конечно вернулся, — целует дочку в нос.

Поднимаюсь со стула и замираю в шаге от моих любимых.

— Все хорошо? — спрашиваю, потому что знаю: сегодня все должно было решиться.

— Да, теперь Богдана наша.

— Правда? — заглядывает в лицо отца с такой надеждой, что я до боли закусываю костяшку пальца. Руслан кивает. — Совсем-совсем ваша?

— Совсем-совсем.

А я глаз не могу оторвать от Руслана. И сердце пропускает удар. Что-то не так. Нет, он все тот же: красивый до невозможности в этом своем костюме цвета стали, который ему отчаянно хочется снять. Сегодня он впервые изменил себе: надел пиджак, который терпеть не может. Всегда говорил, что пиджак и галстук для него словно удавка. Но ради Богданы он готов на все — я точно знаю. Вижу это каждый день. Вижу их связь, которая прочнее стальных канатов.

И сейчас боюсь пошевелиться, наблюдая, как он обнимает Богдану, а та обхватывает его руками и ногами, как маленькая обезьянка. Смотрю в его темные глаза. Он тот самый мой любимый Пепел. Но уже не тот. Что-то изменилось. И это «что-то» медленно и неумолимо расстилает между нами пропасть.

Невольно делаю шаг назад. Взгляд Руслана недобро вспыхивает.

— Звездочка, там тебя Юлька искала.

— Зачем? — хмурится Богдана, явно не желая слезать с отца. Хотя с Юлькой, племянницей Руслана, белокурой озорницей, разрисовавшей половину нашего гардероба, Богдана сдружилась сразу.

— На роликах кататься, — улыбается Рус, — говорит, ты хотела научиться.

— Точно! — Богдана хлопает себя ладошкой по лбу, юлой выворачивается из рук Руслана, чмокает меня в щеку и маленьким смерчем уносится прочь. Я смеюсь ей вслед.

Моя сумасшедшая семейка явно идет дочке на пользу: та оживает, с каждым днем все больше выбираясь из своего кокона. Но смех стихает, стоит мне столкнуться с прожигающим насквозь чернильным взглядом своего мужа.

— Нам…