Читаем Леся Украинка полностью

Да еще и редакторы приносят уйму неприятностей своим произволом по отношению к рукописям. Отвечая писательнице Надежде Кибальчич, которая также жаловалась на самоуправство редакторов «Украинськой хаты»,[79] Леся говорит: «…Вы меня подобными specimens[80] не удивите: j' en ai vu de toutes les couleurs.[81] Вот, например, «Вестник» все еще «исправляет» форму моих стихотворных произведений, хотя достаточно определенно просила «оставить мои грехи на моей совести»; исправляют старательно, вплоть до полного разрушения стихотворного размера… Что поделаешь? Ведь нам платят! — нужда скачет, нужда плачет. И подумать только: скоро тридцать лет исполнится, как я впервые взяла в руки перо (правда, я немного рано взяла), а меня все еще «исправляют» — вероятно, я так и умру «молодой писательницей», которая без редакторской ферулы не вольна и шага ступить. Но, по правде сказать, мне это уже невмоготу, — вот, возвращаясь домой, вероятно, буду в Киеве: там я выскажу свое мнение редакторам en forme definitive,[82] может быть, все же, наконец, это их хоть немного убедит. Не знаю, почему, например, в русской литературе ни один редактор не решится исправлять, скажем, Андрея Белого etc., - а меня все «исправляют». Неужели я хуже Андрея Белого? Не думайте, что это во мне мания непогрешимости говорит, — нет, мои редакторы, наверно, умнее меня, только зачем они мне размер портят…

Уезжаю я отсюда с сомнительными приобретениями во всем, что касается здоровья… Литературные мои приобретения невелики: написала маленький цикл стихов «Египетская весна» (послала в «Ридный край») и вот заканчиваю (собственно, «выглаживаю») написанную в прошлом году драму из первых веков христианства «Руфин и Присцилла». Сначала выправляю я, а потом уж будут выправлять редакторы — «ни аминь, ни господи помилуй», как тот поп, что «рассвячивал» мирянину хату…»

Опустел «Континенталь» — разъезжались Лесины соседи. Начала собираться и она. 29 апреля ее друзья по пансиону Охрименко устроили нечто вроде прощального вечера. Сидели в одной из свободных комнат, вели тихий, мирный разговор, вспоминали прожитые полгода. Леся занималась шитьем и беседовала с матерью своих учеников, старший сын ее — Дмитрий — потихоньку играл на мандолине, младший сидел за столом — что-то рисовал. Так просидели часов до десяти. Потом вышли на террасу, любовались звездным небом, отыскивая знакомые созвездия и звезды. В направлении Полярной — Россия, Украина…

В мае Леся отплыла из Александрии и через неделю была в Одессе. Отсюда через Тбилиси предстоит добираться в Телави. Долгий и трудный путь для женщины с таким здоровьем. Но как только она ступила на украинскую землю, вдруг ощутила смертельную тоску по родным местам и семье. Решила непременно посетить Киев.

Родные, друзья искренне, с радостью встретили поэтессу. Но не было, к сожалению, среди них дорогого и любимого человека, который, может быть, больше всех любил ее, — не было отца. Он умер в прошлом году.

В Киеве много нового. Активизировалась общественная жизнь, улучшились дела с изданиями произведений украинской литературы. Начали выходить журналы: переведенный из Львова «Литературно-науковый виснык», вновь созданный ежемесячник «Украинська хата», «Ридный край» — еженедельный экономический, политический и литературно-научный журнал, прежде издававшийся в Полтаве; и даже небольшой детской журнальчик — «Молода Украина». Приятной неожиданностью для Леси был спектакль в музыкально-драматической школе Миколы Лысенко по ее произведениям «Ифигения в Тавриде» и «Саул».

КОЛХИДА БЕЗ ЗОЛОТОГО РУНА. ПРОЗА ЖИЗНИ

Безрадостная жизнь ждала Лесю в Телави. Кому-то, более оборотливому, чем Климент Квитка, пришлось по вкусу место помощника судьи в Телави, и не успела измученная тяжелой дорогой Леся переступить порог дома, как снова надо было сниматься с места. В этот раз Квитку переводили в Кутаиси.

«Теперь я уже буду, — писала Леся матери, — в самой что ни есть Колхиде жить, так как, по преданиям, именно здесь аргонавты добывали золотое руно. Рион в древности также называли золотым — тогда в нем водился золотой песок (теперь его почти не осталось, разве что в самом устье). Там, говорят, и сейчас люди очень любят греческие имена, особенно Язон (это имя в Грузии широко распространено, только произносится оно Ясон, что, кажется, правильно). В Кутаиси, должно быть, очень тепло… только сыровато, но что делать!.. Хорошо, что оттуда ехать легко — 4 часа железной дорогой до Батуми, а потом морем куда угодно».

Где-то в середине осени переехали в Кутаиси. Домашние заботы не обременяли Лесю, так как теперь вместе с ними жили родители Климента, которые и занимались хозяйственными делами.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже