Читаем Леся Украинка полностью

— Что же это делается, — включился молодой женский голос, — и так того поля с гулькин нос, а теперь еще и выгорит все, — что тогда?

— Что? Снова пойдем к пани…

— К госпоже? Снова к ней? Чтоб как в прошлом году — больше расходов на суды, чем самих денег?

— Какой же выход?..

— А вы слышали, что завтра созывают всех в волость?

— Зачем?

— Говорят, будто какую-то бумагу об иске за наши земли читать. Пани таки нас не оставит в покое, не отдаст своего…

— Своего? Как бы не так! Земли-то испокон веку наши были — дедовские, прадедовские!

— Держи карман шире! При дедах было так, а при внуках будет иначе! Нас еще хорошенько помытарят в судах из-за этой дедовщины!

— Помытарят, черти бы их забрали!

Вскоре уже ничего нельзя было понять в сплошном гуле голосов. Только изредка выхватывалось резкое, раздраженное: «Нет, хватит!.. Натерпелись…»

А спустя некоторое время все потихоньку разошлись. Только молодые еще долго не могли успокоиться: пели, громко переговаривались, беззлобно поругиваясь. Наконец и они устали. И лишь звонкие девичьи голоса еще долго отзывались эхом во всех уголках села».

Летели дни, и вечерами Леся становилась незримым участником мирского совета — своеобразного веча. Она привыкла к нему и с нетерпением ждала этих вечерних часов. Жадно вслушиваясь в жалобы людей с огрубевшими лицами, босыми, потрескавшимися ногами, видела: за примитивными, скупыми словами скрыта такая простая, такая глубокая и горькая правда, что Леся готова была выбежать на улицу и что есть мочи закричать об этой правде. Да так, чтобы ее услышал весь мир.

Не однажды видела Леся нищету и горе, не раз была свидетельницей человеческих страданий. Но то все было издали или какие-то единичные случаи. А здесь целая громада… Из года в год, из поколения в поколение — не живет, а страдает. И нет спасения.

В такие минуты собственные горести казались ничтожными и жалкими перед великим, извечным горем народа. Леся стыдила себя за слабость, за минуты отчаяния, когда она считала себя самой несчастной в этом мире. Теперь она понимала: простой народ в нужде, темноте и невежестве одолевает беду пострашнее… Прочь малодушие!..

Еще неделя подошла к концу. Ванны тетки Параски не приносили желаемых результатов. Хотя в целом Леся чувствовала себя лучше, нога болела, как прежде. Приходилось возвращаться в Киев.

В том же году Леся двумя наездами лечилась на Одесском лимане. В 1890 году побывала в Крыму, у моря — принимала грязевые процедуры в Саках. Как только боли утихали, путешествовала по Южному берегу.

Безрадостен был итог, но тут уже ничего не поделаешь: ни Крым, ни лиман не помогли. Туберкулез продолжал свою разрушительную работу. Редкие передышки сменялись обострением болезни. В следующий раз Косачи намеревались испытать силу зарубежной медицины.

ЛЕСЯ УКРАИНКА. «ЗОРЯ». СЕМЕЙНАЯ МУЗА

Вопреки всем напастям талант Леси мужал, дух креп, а вместе с ним росла отвага борца за права народа, за его освобождение. В этой физически слабой девушке с каждым годом развивались и крепли духовные силы. Родные и друзья удивлялись и радовались тому, что Леся способна преодолевать невзгоды, страшный недуг, умела закалять свою волю.

Талант укреплял веру в себя, давал крылья. Воспитание подсказывало цель борьбы, увлекало на арену общественной жизни. Прививаемые с детства гуманистические идеи и чувства, знание народа и любовь к нему, широкое образование, изучение произведений научного социализма — вот что легло в основу мировоззрения и общественных идеалов поэтессы. Леся шла по жизни с мыслями о трудовом народе, опутанном сетями эксплуататоров, гибнущем в нищете и невежестве. Эти мысли и чувства пробудили ее поэтический талант, родили страстное, правдивое слово.

Весенним днем 1885 года Петр Косач привез в Колодяжное гостя — младшего брата жены Александра Драгоманова, возвращающегося из Варшавы, где участвовал в работе конгресса психиатров. Семье Косачей он привез несколько экземпляров издаваемого во Львове журнала «Зоря» со стихами Леси и ее матери Олены Пчилки, сборник рассказов Н.В. Гоголя, переведенных на украинский язык Лесею и ее братом.

— Сознавайтесь, кто из присутствующих Леся Украинка? — допытывался гость, вынимая из толстого портфеля тоненький журнал.

Все переглянулись, а Михась, улыбнувшись, спросил:

— А вы сначала скажите, в каком грехе она повинна. — Ах, вы молчите?! Знайте же:

Тому, чья совесть нечиста,Не утаить вины.Кричат глаза, когда устаМолчать принуждены.[15]

Слушайте и смотрите на меня, я прочту стихотворение этой Украинки. Оно называется «Сафо»:

Над волнами моря, на круче,В венке из лавровых ветвейПрекрасная дева сиделаС певучею лирой своей…

Здесь он быстро взглянул в сторону Леси и, театрально всплеснув руками, подошел к ней:

— Теперь я знаю того, кто «с певучею лирой» сидит, — он вложил журнал ей в руки. — Внимание! Стихотворение «Сафо» продолжит автор — Леся Украинка.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное