Лесная быль. Рассказы и повести

– Дедушка, а это что такое? Оно живое?..

Девчушка в красном платьице попятилась и уцепилась за руку высокого старика. Точно в ответ ей чёрная головка медленно поднялась, тонкий, как ниточка, раздвоенный язык мелькнул и исчез.

– Ай! – испугалась девочка. – Оно так кусается? Да?

– Эх ты, трусишка, – засмеялся дед. Да мы с ним сколько лет дружим. Уж это, Матвеич, змея некусачая. На этот самый пень лет десять греться приползает. Каждое лето. Вот как! А ты – бояться!

– А зимой он где греется? – заинтересовалась девочка. Она всё ещё крепко держалась за руку деда, но за спину его уже не пряталась.

– Зимой спит. В норку куда-нибудь залезет, ни тепла, ни еды не требует, пока его солнышко весной не разбудит. Я его на зиму хотел раз в избу забрать – пускай под печкой живёт, молоком питается. Да бабка твоя не пустила, боится. Говорит: уж сонному человеку в рот залезть может. Глупости это всё, да разве её переговоришь?

– Не надо! Пусть лучше в своей норке спит… Дедушка, а он тебя знает?

– Ещё как знает, если только за зиму не забыл. Матвеич! Матвеич! – позвал старик.

Уж медленно поднял голову, тихо-тихо прошипел и подвинулся на пне, словно собираясь спуститься на землю.

– Ай! – И девочка опять спряталась за деда. – Пускай он тебя не знает. Он страшный!

Дед засмеялся.

– Лежи, лежи, старина. Не знал я, что ты проснулся, молочка не принёс тебя попотчевать. Завтра принесу.

– До свидания, ужик, – торопливо проговорила девочка и потянула старика за руку. – Дедушка, пожалуйста, пойдём скорее!

Они ушли. Голова ужа медленно опустилась на своё место. Он, должно быть, по дороге сюда успел хорошо пообедать после зимней голодовки и теперь с удовольствием грелся, тихо шевеля блестящими кольцами. Но вот тень от соседней берёзки добралась до пня. Уж забеспокоился, неслышно спустился в траву и исчез. Травинки, чуть колыхаясь, отметили его путь.

– Ты, смотри, бабке про молоко не проговорись!

Дед вынул горшок из печки и осторожно оглянулся: бабкин сердитый голос слышался откуда-то из-за дома.

– Ладно? Это она с козой Машкой воюет, не иначе в капусту забралась. А нам самое время идти. Поняла?

Девочка захлопала в ладоши.

– Знаю! Знаю! Это ты ему молока наливаешь, Матвеичу. А бутылочку куда спрячешь?

– В карман. Она же маленькая. Ну, идём, пока бабка с козой разборку не кончила.

– Сейчас солнышко в самый раз пенёк прогрело, – заговорил опять дед уже на ходу, закрывая за собой калитку. – А Матвеичу того и надо, знай лежит, нежится.

– А как ты знаешь про солнышко? Ты же отсюда не видишь, – удивилась внучка. Она крепко ухватилась за руку деда и едва поспевала за ним вприпрыжку: за старым охотником угнаться нелегко. Если же за руку держаться, то и бежать легче и потом… всё-таки Матвеич дедушкин друг, а она-то, Анюта, с ним ещё подружиться не успела.

Всё было так, как дед предсказал: пень на прежнем месте, и солнце на него светит, и Матвеич, чёрный и длинный, на солнышке греется.

– Я отсюда очень хорошо вижу, – торопливо проговорила девочка и потянула свою руку из дедушкиной. – Отсюда даже лучше смотреть.

– Как хочешь, – согласился дед. – Эй, Матвеич, старый приятель, ну как? Молочка спробуешь?

– Ссс… – тихо прошипел уж и пошевелился. Он выглядел значительно бодрее, чем в первый день после зимнего сна.

Старик вытащил из кармана бутылочку и глиняный черепок.

– Тёплое ещё, – довольно проговорил он и осторожно шагнул ближе.

Уж забеспокоился, приподнялся, шипение стало угрожающим. Но что это? Глиняный черепок вдруг оказался на пне, перед самым его носом.

– Пей, глупышка, – проговорил старик и отступил на шаг. – Ишь, всполошился!

Чёрная голова на мгновение застыла в воздухе, тонкий язык молнией метнулся и скрылся. Ну разве можно удержаться, когда молоко так близко… и тёплое, и пахнет…

И уж не удержался. Голова на гибкой шее опустилась и прильнула к черепку. Глотков не было заметно, но молоко на глазах убывало. И вот в черепке не осталось ни капли.

– Ссс… – опять прошипел Матвеич, покачал головой будто жалея, что мало, и спокойно опустил её.

– Слыхала? – проговорил дед и осторожно поднял черепок. – Совсем не тот шип теперь. Успокоился и благодарит. Подумать только, змей, а тоже свой разговор имеет.

Но от бабки утаить что-либо было трудно.

– Угостил приятеля? – встретила она деда. – Знаю, знаю. Да ещё Анютку с собой водил. Дитя малое к чуду-юду на поклон. Нам её мать на что? На поправку из города привезла. А ты её до смерти напугать затеял?

Дед Максим только руками развёл и головой тряхнул: поймала, мол, деваться некуда. А сам так забавно подмигнул внучке, что та не выдержала и расхохоталась.

– Бабушка, я вовсе и не напугалась, – сказала она. – Нисколечко. Он разговаривать умеет, Матвеич. И дедушка всё понимает по-змеиному.

– Головушка моя бедная, – запричитала бабка и в сердцах бросила веник, которым подметала пол. – На старости лет вон чему выучился! Да я тебя со змеиным-то разговором и в избу не пущу. Ещё змеюку христианским именем назвать додумался!