Лесная дорога

Над плитой с веревки свешивались портянки; от них перечеркивали весь потолок и стены широкие ломаные полосы теней, отчего в бараке казалось таинственно и мрачно. Пахло приторно-сладковатым духом преющего тряпья, распаренной резины и жженого волоса.

Указав мне на свободную крайнюю койку, Аделов прошел в дощатый чулан, отгороженный в ближнем углу. Оттуда высунулась маленькая смуглая ручка в цветастом рукаве и быстро задернула такую же цветастую штору.

Потом в чулане часто, горячо и непонятно забубнили.

На меня никто не обратил внимания.

Я разделся, прилег на койку.

За столом сидели несколько человек, занятых кто чем. Крайняя к двери пожилая женщина в зеленой шерстяной кофте и белом в горошинку платочке вязала и часто нашептывала. Напротив нее, на скамье, девушка в синей рябенькой кофточке и черных шароварах считала на маленьких счетах и потом что-то заносила в табличку.

За ней сидели два парня, покрытых черными тенями от портянок, зато девушка между ними была ярко освещена - белоносая, с обветренным красным лицом, она часто прыскала от шепота ухажеров и закрывала лицо ладонями.

Из дальнего угла влюбленных раздался затяжной вздох, похожий на стон, потом высокий довольный смешок.

- Что ж это вы при людях-то обнимаетесь, иль не терпится? - спросила, отрываясь от вязки, пожилая женщина.

- Я глухой... Меня трактором переехало... Девять месяцев пролежал, дело прошлое, - лениво отзывается из угла парень.

- А то вы ночью не слышите, что делается, - недовольно огрызнулась девица из угла.

- Да тебе все едино - что ночью, что днем, - беззлобно возразила женщина.

- Завидуешь? - в углу послышался сдавленный смех.

- Дура.

Женщина снова принялась за кофту.

Я приподнялся, пытаясь разглядеть тех, в дальнем углу: парень опрокинулся на подушку, девушка висела над ним, - лица не разглядеть, только спутанные черные волосы да широкие дюжие плечи, обтянутые синей футболкой, которым и добрый мужик позавидовал бы.

- Новички, должно быть? - спросил я пожилую женщину.

- Она только что приехала откуда-то с целины. А он из наших "старичков", уже третий год доживает. Вот и соскучился, бедный...

- А чего мне скучать? Житуха нормальная... По сто восемьдесят зарабатываю в месяц, - донеслось из угла.

- Вы что ж, пожениться решили? - спросил я.

В углу засмеялись. Прыснула и белобрысая девушка за столом.

- Она его лет на десять старше, - сказала девушка с таблицей в руках.

- Возраст не помеха, дело прошлое, - донеслось из угла.

И снова хохот.

- Весело живете! - сказал я.

- Это еще хорошо - в бараке живем, - сказала пожилая женщина. - Тепло. Зима пришла - времянку проложили, по ней и ездим. А вот всю осень жили возле делян в будках. В каждой будке восемь человек. Повернуться негде комары, холод, грязь... Ездили туда на волокушах. Двадцать пять верст два дня едешь. А потом работаешь по двенадцать часов, чтобы наверстать упущенное в дороге.

И сразу разговор становится общим.

- А дорога-то не оплачивается...

- Рябчики нас заклевали...

- У нас одно дерево повалят, у десяти других сучки пообламывают. Вот они и висят. Сунешься за хлыстом - он тебя сверху и долбанет.

- Вальку Парилова, шофера, стукнул рябчик. Долго валялся, дело прошлое, - не вытерпел и влюбленный.

- А Белова лесина зажала... К пихте его притиснула. Чокеровщики шли, чокера собирали. Вдруг слышат - что такое? Вроде коза блеет. Подошли - а это Белов. Он уже голос потерял.

- Бывает, дело прошлое.

В барак ввалился высокий парень в свитере, без шапки, лохматый, как медведь, и заголосил:

Обниму свою милую женушку

И усну на груди у нея...

- Ты что, Чечиль, с ума спятил? Орать в такую пору? - сердито сказала девушка с таблицей в руках.

Между тем на койках никто даже не шевельнулся. А Чечиль, покачиваясь, пошел к столу и плюхнулся на скамью рядом с рябенькой кофточкой:

- Эх, Любушка-голубушка! Я тебя на Ангарскую сосну не променяю. Звали не поехал. И никуда от тебя не поеду. Да брось ты эту стиральную доску! Он потянулся за таблицей.

- Не мешай шахматку заполнять! Ну! Кому говорят. - Люба вырвала у него таблицу.

- Ты вот как, да?! А может, я с тобой поговорить пришел последний и решительный, а?

- Вон садись к Сереге на койку. Он там уговаривает одну. А мне не мешай.

- Десятник у нас серьезный, - сказал один из ухажеров, выныривая из-под портяночной тени.

- Ты, Чечиль, смотри не толкни ее. Не то она мне вместо плюса минус поставит.

- А на черта тебе плюсы! Ты и так гребешь по две сотни!

- Как на черта? А вон Ларда ящик водки привез... Иль ты хочешь один всю выпить?

- Я даю только тому, кто озябла, - высунулся из чулана Аделов.

- Брысь! - цыкнул на него Чечиль.

И Ларда мгновенно скрылся.

- Давеча прошу у него поллитру - не дает. На обогрев, говорю. Человека спасать еду, говорю. Не дает, ханжа насредине!

- В самом деле, тебя посылали Попкова выручать? - спрашивает Люба Чечиля.

- Ну? - Тот любезно осклабился. - Еще что?

- Вытянул?

- Вон, на дворе стоит его сено.

- Зачем ты его припер сюда?

- Он сам приехал.

- Так ему же в Ачинское надо.

- А я почем знаю... Он в кабинке уснул...

- Где ж вы нализались?