Лесная герцогиня

– Возможно, Меченый и прав – эти вояки не годятся в свиту для благородной дамы. И прибыли они сюда, исключительно помогая мне в поисках. Звезда Арденнского леса – я был заинтригован и подозревал, что за этим громким именем может скрываться та самая молодая дама, которую старый герцог взял в супруги, а затем столь жестоко покинул на произвол судьбы. Однако теперь, когда мы нашли вас, только вам решать, поедете ли вы с нами или будете ждать, когда мы вернемся сюда с надлежащим эскортом.

Эмма все еще не могла опомниться. Она внушила себе, что смирилась с жизнью в лесу, но сейчас этот обаятельный, любезный принц предлагал ей освобождение, почести, подобающее ей положение. Она помнила, что слышала о противостоянии Гизельберта и Длинной Шеи, и вполне могло быть, что сын Ренье готов ей оказать поддержку хотя бы из желания пойти наперекор отцу.

Она взглянула на Эврара, словно ища у него совета. Но Эврар уже высказал свое мнение, и теперь казалось, что его ничто не интересует, кроме разделки кабаньей туши. Но все же быстрый взгляд, что он бросил ей, вытирая окровавленный тесак о бок зверя, предупреждал – не верь.

Эмма была растерянна. Но постаралась взять себя в руки. Сказала с поклоном:

– Я молю Бога и его Пречистую Матерь наградить вас за благие намерения. Но господин Эврар прав – я не могу так просто уехать с вами. Однако сейчас вы мои гости, и я прошу вас принять наше скромное приглашение и почтить нас своим присутствием. – Эмма улыбнулась. – Сегодня день покровителя Арденн – Святого охотника Губерта[20]. По традиции, этот день начинается с охоты, и раз уж вы приняли в ней участие, то не откажитесь и отстоять праздничную мессу в базилике монастыря.

Они уже двигались в сторону cвятого Губерта, когда Гизельберт негромко осведомился у Гильдуэна о Леонтии. Согласно кивнул, узнав, что сразу при появлении Эммы грек укрылся в лесной хижине.

– Постарайся улучить момент и наведаться к нему, пусть сидит тихо, как гном, когда мимо пройдет процессия с мощами. Я не желаю, чтобы он спугнул ее и испортил нам охоту.

Гильдуэн согласно кивнул и улыбнулся, не сводя глаз с шедшей впереди Эммы.

– Особенно, если лов идет на такую дичь.

Маленькие глаза Гильдуэна горели темным огнем. То же затаенное пламя заметил Гизельберт и во взглядах остальных. И неожиданно ощутил, как словно камень тоски придавил торжество встречи с той, что они искали. Он не мог объяснить, почему испытал грусть. Как и не мог объяснить, почему от улыбки его мачехи у него перехватывает дыхание. Это удивляло, ибо он не ощущал ничего подобного с тех пор, как взял в четырнадцать лет свою первую женщину и понял, что покорять эти глупые, податливые создания ему не составит особого труда.

Однако неожиданная грусть Гизельберта оставалась лишь в глубине его души. Внешне же он держался весело, дерзко, едва не сорвал праздничную мессу в Святом Губерте тем, что постоянно смешил и строил рожицы маленькой дочери Эммы.

– Я вижу, у меня просто замечательная сестренка, – сказал он Эмме, когда они оставили церковь.

Тянулся к ребенку, щекотал ее, дурачился, ловил, когда она пряталась за юбку матери и застенчиво улыбалась, поглядывая на Гизельберта.

Она была очень похожа на мать, но определить, кто ее отец, было невозможно – она могла быть и дочерью Ренье, и Леонтия, и Ролло, или вообще бог весть кого. Три года и два месяца ей, сказала Эмма. Да, рыженькая Адель, или Герлок, как называла ее мать, вполне могла быть его кровной сестрой.

«Проклятье! Такая пичуга, а способна лишить меня всего. Кажется, сдави на ее шейке два пальца – и проблемы не будет».

Но решиться на подобное Гизельберт все же не мог. И не только потому, что опасался возможности огласки злодеяния. К тому же план, предложенный Леонтием, казался ему более заманчивым. Хотя принц и ощущал неуют в душе от того, что вовлек в это дело своих людей. А они – это уже по их взглядам видно – не откажутся от своей доли удовольствия. Даже невозмутимый Гильдуэн становится напряженным как струна, едва взглянет на рыжую красавицу. Ха, а он еще считал, что рыжие не могут быть столь привлекательны. И желанны.

А Эмму тронуло внимание принца к ее дочери. Как и тронуло благородное желание вернуть ей законное положение герцогини. Даже вопреки воле отца.

– Мы никогда не ладили с Длинной Шеей, – говорил Гизельберт. – С тех пор, как он держал буквально в изгнании мою матушку. И когда я узнал, что и его второй брак являет собой нечто подобное – тут же дал себе слово, что не позволю Ренье и вторую женщину сделать несчастной. Но, клянусь всеми лешими, ведьмами и эльфами диких арденнских пещер, я и предположить не мог, что вы столь красивы, и мне остается только сожалеть, что не я, а Ренье встретил вас первым.