Лесная герцогиня

Он осекался и мрачнел. Эмма не настаивала на продолжении. Замечала, что со временем воин сам начинал с ней заговаривать. А иногда он просто сидел в стороне, глядел на нее, словно удивляясь. Порой, когда она лечила людей или присутствовала на местных тяжбах или из лесу приходили люди, делясь с ней своими проблемами (после смерти Седулия и при не очень-то чувствительном аббате Маурине, слишком приземленном и деловом, чтобы вникать в их проблемы, они все шли именно к своей Звезде), – Эврар наблюдал за ней с немым, тайным восхищением. Неужели же эта достойная величественная женщина и есть та девчонка, которая пела и плясала, кокетничая и дурачась, во время майского праздника в лесах Луары? Это же настоящая дама. Сразу видна благородная кровь. И он доволен, что судьба познакомила его с ней.

Его подрастающие псы заходились лаем, люди боялись их, и Эмма высказывала Эврару за то, что он превратил их дом в псарню. Но Эврар ухмылялся в усы.

– Хороший товар. Пусть злятся на чужих.

Эмма сердито уходила к себе в башню. Эврар невозмутимо шел за ней. Входил, бесцеремонно плюхался в кресло. Но Эмма никогда не пеняла Эврару на эту фамильярность. Она ни на миг не забывала, что усадьба, по сути, является его собственностью. Молча перебирала заготовленные с лета семена лечебных растений, раскладывала их по лубяным коробочкам, изготовленным для нее Вазо. Постепенно работа успокаивала ее.

– Почему они приходят к тебе? – неожиданно спросил Эврар. – Они не идут со своими нуждами ни ко мне, своему господину, ни к новому настоятелю. Я видел, как даже мужчины, бывалые охотники, шли к тебе и как мальчишки заглядывали в глаза, ожидая твоего решения или совета.

Эмма покосилась на мрачного, сурового мелита. Невольно спрятала улыбку. Вид у Эврара был столь угрюмый, что она сама на месте этих людей никогда бы не решилась поверять ему душу. Но вслух она сказала другое: Эврара они попросту не знают, Маурин, после величественного Седулия, не вызывает у них особого почтения, что же касается ее, то, возможно, люди этих мест видят в ней прообраз своей покровительницы – древней языческой Ардонны.

Но Эврар говорил другое:

– Нет, ты для них не дух, внушающий опасение. Ты их благодетельница и госпожа. И эти полудикие люди в чем-то правы. Они чувствуют, что ты лучше и благороднее их, чувствуют, что в тебе течет кровь высокого рода.

Эмма иронично усмехалась.

– Да, особенно, когда я дою коров или помогаю им с ранним окотом у овец! Вспомни, Эврар, я ведь сама долго не знала, кто я по рождению, и первая наша встреча состоялась, когда я жила в глуши и безвестности.

– Но я готов поклясться всеми богами – земными и небесными, – что уже тогда ты выделялась, – сказал с необычной для него запальчивостью Меченый и даже стукнул кулаком по резному подлокотнику кресла.

И тогда впервые он поведал Эмме, что с самого начала знал, кто она, и сразу признал в ней дочь короля Эда и Теодорады.

Это было только начало его откровений. Эмма оказалась права, что не поторопила Эврара. Старый мелит накопил в себе достаточно, и теперь все чаще стал поверять душу «дочери». И Эмма узнавала поразительные вещи. Слушала, как в молодости Меченый был вавассором ее отца – короля Эда, как покинул его, унося в сердце горечь обиды. Она глядела на шрам, пересекающий плохо выбритую щеку мелита, и думала, что уже не могла бы представить Эврара иным – без этой отметины, оставленной рукой ее отца. Король Эд – она много была наслышана о нем: люди славили его как победителя норманнов и короля, добившегося трона в обход династии Каролингов. Люди считали его властным и жестоким. Но ведь только такие правители добивались чего-то в этом суровом мире. Как и ее Ролло. Она вдруг с удивлением почувствовала, что даже упоминание о Ролло не вызывает в ней прежней тоски. Она смирилась со своей судьбой.

Эврар рассказывал, и Эмма узнавала, что когда-то встреченная ею в саду Реймса затравленная девочка-королева Этгива уже выросла, стала прехорошенькой и даже добилась известного уважения от ранее игнорировавшего ее Карла Простоватого. И вовсе не потому, что король обратил внимание на прелести юной королевы. Просто теперь, когда власть Робертина теснит Карла Каролинга и королю необходимо заручиться поддержкой тестя, короля Англии, а также свояка Эбля Пуатье, женатого на сестре королевы, он не может, как ранее, держать Этгиву на задворках. А она оказалась разумной и полезной Карлу, особенно тем, что даже смогла несколько наладить его отношения с герцогом Нейстрии.

А неприятности у Карла с Робертом начались после того, как на пасхальном пиру в городе Суассоне Карл усадил по правую руку от себя первого вассала Роберта Нейстрийского, а по левую – фаворита Аганона. Выходило, что Карл считал Аганона ровней Роберту, и этим явно попрал закон феодального права. Роберт не преминул ему это заметить, причем в самой грубой форме. Он сказал, что если Карл не удалит Аганона из зала, то он сам разделается с ним и попросту повесит это зазнавшееся ничтожество.