Голос его резким толчком отозвался в ее сердце. Она увидела, что он протягивает к ней руку, медленно положила в нее свою ладонь, и он сжал ее. Рука у него была сильная, сухая и теплая. Но едва он потянул ее к себе, Эмма отпрянула.
В глазах Ролло отразилась боль.
— Ты все еще не можешь простить меня? Простить?.. Она не сразу поняла, о чем он. Когда-то, давно, она так же пришла к нему, могущественному герцогу Нормандскому, ни о чем не думая, кроме желания забыться у него на груди. Он же унизил ее и выгнал. А теперь стоит перед ней в этих лохмотьях, а она, гордая и прекрасная герцогиня, должна решать, как ответить на призыв в его глазах. О Боже, как странно меняет судьба их роли!..
Эмма проглотила ком в горле.
— Если бы я помнила зло, то не говорила бы сейчас с тобой. Просто выдала бы тебя.
В его глазах что-то мелькнуло. Прежнее, радостное, мальчишеское.
— Птичка моя…
Она подняла руку, удерживая его на месте. Спросила, почти спокойно:
— Как получилось, что ты оказался в Стене? Да и еще в одежде паломника.
Ее холодность словно отрезвила его. Она увидела, как померкло сияние в серых глазах. Криво усмехнувшись, он пожал плечами.
— Мне просто все осточертело. Захотелось вспомнить юность, побродить по свету.
— Какое безрассудство! Ты ведь герцог, а так рискуешь собой.
— Да ничем я не рискую.
— Тебя могут убить, и твое драгоценное герцогство потеряет правителя.
Он вновь пожал плечами.
— Меня не так просто убить.
И, откинув полу накидки, он положил руку на рукоять внушительного ножа. Все тот же Ролло, бродяга, ловец удачи, уверенный в своей силе. Это всегда так восхищало ее в нем. Но сейчас, глядя на него, она и не представляла, какое холодное, даже отчужденное было у нее лицо в этот миг. И одновременно сейчас она любила его так сильно, что почти испытывала боль.
И вдруг он сказал:
— Прости меня, Птичка.
Словно не веря себе, она уловила в его голосе сухое рыдание. И глаза ее расширились. Он, варвар, покоритель, Роллон Нормандский, сказал эти слова! Слова мольбы. Она глядела на него, не в силах вымолвить ни слова. И он повторил:
— Прости меня. Если сможешь… Я ведь так долго искал тебя.
— Наверное, плохо искал.
Она вспомнила все. Как стояла перед собором в Руане и смотрела, как ее Ролло венчался с другой. Как безразлично сама обвенчалась со старым Ренье. Как Ренье изгнал ее, и она перенесла издевательства Леонтия. Вспомнила, как влачила жалкое существование в Арденнском лесу, борясь с тоской и одиночеством, как родила девочку… его дочь, плод жестокого насилия. Вспомнила, как почти готова была уступить вожделению лесных вилланов, как попала в сети безумного Видегунда. Длинная, бесконечная череда дней прозябания, с которым она почти смирилась. А потом был Гизельберт и его люди… Сколько же она пережила одна, вдали от Ролло!.. Все это с быстротой молнии промелькнуло в ее памяти, и она лишь сухо повторила:
— Плохо же ты искал меня, великий герцог Роллон!
Лицо его стало даже беспомощным.
— Но я искал тебя. И когда узнал, что ты стала женой Длинной Шеи, и позже, когда твой след затерялся и никто не знал, где ты.
— Но разве ты так скоро простил мне все, в чем упрекал во время нашей последней встречи? Он опустил глаза.
— Не вспоминай. Я очень быстро понял, что натворил. Сначала граф Санлисский Херлауг поведал мне, о том как ты рвалась ко мне, как хотела оправдаться. А потом Риульф… Ты помнишь своего златокудрого пажа? Он только через год смог приехать ко мне с Луары, куда попал после событий под Шартром. И он рассказал, как ты, думая, что меня обложили на холме Лев, хотела помочь мне, как тосковала по мне. И каждое из этих повествований переворачивало мне всю дyшy. Я продолжал жить с этим, но жил в непроходящей тоске, и ни мое положение, ни верные сторонники, ни походы, ни самые красивые женщины не могли заглушить той боли, что гнездилась в сердце. Я даже стал молить Бога христиан, чтобы в моей жизни произошло чудо, чтобы мы вновь встретились с тобой. А иначе… Ты всегда имела надо мной колдовскую власть, без тебя я жил, словно от меня отрезали живую половину. И я боялся, что не найду тебя.
Он боялся. Она же это пережила. Она почти свыклась с мыслью, что его больше не будет в ее жизни. Как и не будет сына Гийома. Силы небесные — чего ей это стоило! И вот он вопреки всему стоит перед ней и просит простить.
Эмма внезапно почувствовала себя такой ослабевшей, что вынуждена была облокотиться о стену. Но голос ее звучал по-прежнему твердо и сухо.
— Сейчас ты говорил как скальд, Ролло. Забавно. Он вдруг чуть прищурился, и огонек гнева сверкнул в его глазах.
— Тебе это забавно? Забавно видеть меня здесь, умоляющим тебя? Тебя забавляют мои муки, мой вид, мое положение бродяги? Забавляет то, что я оставил свое герцогство, что приплелся сюда, скрываясь под личиной паломника, чтобы еще хоть раз увидеть тебя?.. Хоть издали. Увидеть и убедиться, что с моей Птичкой все в порядке. Что тебя не обидели, что ты в чести и почете — сиятельная герцогиня Лотарингская!