Для меня этот поступок был хорошим уроком. Писатель из далекой столицы, в добротном костюме, с фотоаппаратом, висящем на шее, опускается на колени перед родником и, шепча загадочные слова, очищает родник, который встречает впервые и который наверняка больше не увидит. На такие поступки способен лишь истинный эколог, патриот, защитник природы. И когда он пишет книги о животном и растительном мире, то в его словах содержится истинная любовь… А приведенные в повестях и рассказах мысли излучают, будто спасенный родник, теплый, радостный свет и дают не только духовное прозрение, но и утешение на трудных земных дорогах.
Весь остаток пути до долгожданной деревни Реброво я думал почему-то об одном: что двигало писателем, когда тот снял кепку перед родником и опустился перед ним на колени? Видимо, в этом крылась основная идея его жизни: доказать, что человек в вечном долгу перед природой. Уже несколько десятилетий этот любимый мною учитель – широкоплечий, подтянутый, седовласый – борется против человеческой алчности и жестокости, против равнодушия и негуманного отношения к животным. И если бы его одинокому голосу громко и настойчиво вторила другая появившаяся сотня голосов, полная тревоги за экологическую судьбу планеты, то в коллективное сознание человечества обязательно пришла бы идея, что данную нам от Бога природу следует не покорять, а беречь.
К полудню мы вышли к намеченному месту. Сквозь высокие и кудрявые кроны сосен проглядывали контуры знакомой деревни. Я осознанно завел Онегова на эту возвышенность – отсюда открывались просторы лугов и полей, а посреди них утопали в зелени крестьянские избы. Полная идиллия, гармония сосуществования человека и природы. Глядя на одиноко стоящие среди разнотравья пышные, богатырского сложения сосны, невольно вспоминаешь живописные картины великого художника Ивана Шишкина, и от увиденного захватывает дух. А тут ещё глаз радуют древние камни-валуны, покрытые рыжеватыми лишайниками. Порой я ложился возле них на отдых после дальней дороги, глядел на бездонное небо и поражался, что вокруг меня сосны так высоки, что, кажется, задевают облака.
Во мне жила уверенность, что Онегов испытает здесь те же восторженные чувства. Ну, а когда войдем в саму деревню, утопающую в зарослях зеленых садов и огородов, то его душа вообще запоет. Ранее Анатолий Сергеевич признавался мне в письмах, что видит в снах русские луга и сады, речку, где бы он ловил рыбу… Он жил ожиданием раствориться в том мире тишины и покоя, который хранился в душе и который утрачен был в северных таежных краях.
– Боже, какая красота! – услышал я радостный возглас Онегова, положившего руку на грудь в восхищении от увиденной деревенской идиллии. – Какая тишина! Кажется, лес и деревня спят и днем.
Через пару минут молчания добавил:
– Я, кажется, слышу, как стучит растревоженное сердце.
Он присел у крупного камня-валуна. Откуда он знал, что я любил тут тоже сидеть и лежать? Мысль эта передалась ему. Он ответил:
– Самое время перевести дух, подышать травами, разливающими медовый аромат, послушать живую музыку сосен.
В юности я тоже слушал здесь необычные звуки сосен. Они шли накатами, широкими очищающими волнами, заставляя сердце стучать в унисон им. Хотелось жить, мечтать, стремиться к душевной чистоте.
Он ещё не взошел в деревню, не проникся её тайнами и уютом, а вдруг вымолвил:
– Я в последнее время только и мечтаю пожить в такой деревне.
Меня его признание ничуть не удивило. Я хотел познакомить Анатолия Онегова с деревней Реброво и наконец-то подарил такую встречу. Он был тем писателем-натуралистом, который месяцами жил в тайге, дружил с медведями, питался от матери-земли, умывался росой и потому сходу оценил бы таинственный дух и благолепие деревни Реброво. К тому же я с пылким мальчишеским воображением подогревал его интерес к ней, когда он расспрашивал по телефону или в письмах про то, в каком состоянии ярославские леса, чем богата и привлекательна сельская природа. Мои рассказы не могли не завораживать – вот из небесных глубин звонко льется песня жаворонка, а в ночном лесу разбойничьими посвистами обмениваются невидимые совы, а вот глухарь важно вышагивает по лесной поляне, задрав кверху бородатую голову, а на дальнем омуте громко хвостом бьет о воду щука-охотник…
Деревня Реброво встретила нас теплым вечерним ветерком и задушевной, веселой песней со свистовыми переливами зеленой пеночки.
– Тююу-тюу, ти-притю-прититити-ти…
– Здравствуй, птичка-невеличка! – приветливо выдохнул Онегов. – По-доброму нас встречают…