Так неужто конец? Примириться с судьбой — что будет, то будет? А там, в лесу, ждут его с нетерпением, с надеждой. Знают, что Федор Годун — человек смекалистый. Вот тебе и смекалистый! Как подвел своих! Ведь остаются считанные часы… Надвигается на блокадников катастрофа! Фашисты никого не пощадят, да никто и не примет их пощады. Будут вешать, расстреливать, бросать живыми в ямы, давить танками… Нет, надо действовать! Только действовать. Что-то немедленно надо придумать.
Федор пристально взглянул на Оксану. Если бы она поняла его! «Меня послали к тебе с письмом. От дядьки Андрея… Мы должны поговорить. Не будь равнодушной. Посмотри мне в глаза. Почувствуй мою боль и тревогу…»
И Федор вдруг решился.
— Слушай внимательно, — твердо, с отчаянием проговорил Годун. — Привет тебе от дяди Селивона. Он приказал… Знаешь, кто? Письмо у меня к тебе…
Девушка вздрогнула: вот оно, наконец! Нахмурилась. С досадой сказала:
— Да, я учила вашего сына, хорошо с вами знакома. Но, пожалуйста, держите себя пристойно. Учтите, за вашу грубую ругань вы ответите.
Комендант обеспокоенно сдвинул брови. Оксана повернулась к нему, объяснила:
— Господин Вильгельм, этот человек напомнил мне, что я учила в школе его сына, он считает, что я обязана помочь ему, попросить милости у господина коменданта. Видали, чего захотел?
— Фрейлейн Оксана. Я же вам сказал, что это не простой тип. Чувствую, что у него найдется немало интересного для нас. Видите, какие у него глаза? Как у тигра. Так продолжим допрос. — Капитану не терпелось вытянуть хоть что-нибудь у арестованного. Тогда он сразу позвонит полковнику Носке. Они сегодня договорились собраться вечером в ресторанчике, где будут танцы под радиолу. Носке обожает вальсировать с Оксаной. Конечно, капитану не очень приятно такое внимание к его переводчице. Да что сделаешь? Носке — командир карательной дивизии. Он на хорошем счету у берлинского начальства, сам фюрер знает его. Возражать ему в чем-либо просто неразумно. Впрочем, Носке будет здесь недолго. Разгром партизан в районе Буян-озера, кажется, близится к концу. По окончании операции ожидаются награды и повышения в чинах. Носке, конечно, не должен обойти и его, капитана Циммера, доложит в ставку фюрера. И тогда Вильгельм Циммер приладит к мундиру погоны майора. А там, пожалуй, недалеко и чин полковника…
Все это, конечно, мечты. Но как они заманчивы! Будь он полковником, не сидел бы он в этой дыре, название которой и не выговорить, а вполне мог быть комендантом большого города, скажем, Гомеля или Минска.
«Комендант Гомеля полковник Циммер», — неплохо звучит. Там масштабы деятельности совсем иные. Там у него все будет иначе, с настоящим размахом. Его будет сопровождать эскорт мотоциклистов, он будет инспектировать воинские части, выступать с речами перед офицерами. Он будет чувствовать себя в какой-то мере хоть и маленьким, но фюрером…
— Хайль Гитлер! — крикнул вдруг капитан Циммер, забыв про все на свете. Солдат у дверей вытянулся в струнку:
— Хайль!
Оксана вопросительно взглянула на взволнованного шефа. Что это с ним?.. Капитан пришел в себя, даже слегка сконфузился. И с прежней строгостью стал задавать вопросы арестованному.
А Федор тянул с ответами. Он понял, что Оксана толковала что-то фашисту про его сына. По ее лицу, правда, трудно было понять истинное ее отношение к нему, Федору, однако он приободрился — кажется, не выдала его Оксана, включилась в игру, им затеянную…
Ну конечно, она дает ему понять, что хочет узнать все. Что ж, надо и ей подыграть, чтобы сбить с толку этого фрица.
Федор, пристально глядя на переводчицу, заговорил быстро, как бы отвечая на вопросы коменданта:
— Говорю же вам, я не партизан. — И тут же, без перехода обращаясь к девушке: — Тебе приказано достать план блокады, ты сможешь. — И опять для перевода: — Я мирный человек, крестьянин. У меня же не нашли никакого оружия. Я никого не убивал. Про взрыв комендатуры первый раз слышу. — И снова перешел на свое, самое важное: — План не позже как через сутки пошли нам через моего Алешку. Скажи: его будут ждать за Буян-озером, в районе Лозовой хатки. Это приказ. Прими и выполняй. В тебя верят. Если не выполнишь… Об этом также знай: я сделал, что мог. А начальнику своему передай, ничего не скажу, потому что ничего не знаю.
Оксана спокойно выслушала Годуна. Лицо ее оставалось холодным, бесстрастным, чуть-чуть только побледнело. Кивнув при последних словах арестованного, она повернулась к Циммеру.