Лесная легенда (сборник)

— Вот именно, — кивнул он. — И большинство планировщиков, в том числе столичных, того же мнения. Видимо, решили, чтобы два раза не ездить, прихватить еще и полезного багажа, — он сменил тон. — На этом все с радиоигрой. Поговорим о твоем ЧП, то есть пропавшей без вести радистке. В других обстоятельствах меня бы вполне устроил твой доклад Ульяшову — подробно, четко, обстоятельно.

Но не в обстоятельствах нынешних. Объясни-ка ты мне, сокол ясный, почему намеренно утаил часть имевшейся у тебя информации? Я имею в виду всю ту историю с лесным чертом, ворующим девушек, и прочей чертовщиной?

— Потому что это и есть чертовщина, — сказал я. — В которую верить как-то и не полагается.

— Крутишь, сокол, — сказал он. — Уж тебе ли не знать, что есть еще и категория «слухи, циркулирующие по поводу случившегося». Что их, слухи эти, тоже полагается освещать все. А ты утаил. И в лагере у тебя ползут мистические разговорчики, и кое-кто из твоей группы треплется в корчме о лесном черте…

— Мои люди не трепались, — сказал я.

Да знаю я, что трепался тот капрал, — сказал полковник. — Так что с этой стороны к тебе претензий нет, пусть поляки сами разбираются… хотя крепко сомневаюсь, что станут. Религия у них веры в чертовщину не исключает, наоборот. Вон, сколько у них в Войске Польском ксендзов — что ж, коли есть указание уважать чувства верующих католиков… Ладно, пусть капрал… Все равно ты обязан был и его болтовню отразить. А ты этого не сделал, — он чуть наклонился вперед, впился в меня взглядом: — Уж не привиделось ли тебе самому что-нибудь… эдакое? А? Если так, выкладывай как на духу. У нас сейчас идет «неофициальная часть», так что можешь смело. Ну?

Здесь и в самом деле не было никакого подвоха, никакой ловушки. Это у него было в обычае — частенько устраивать сначала «неофициальную часть», когда обсуждались самые дурацкие, нереальные, даже чуть сумасшедшие версии, идеи и гипотезы. И лишь потом, отсеяв, как решетом, все лишнее, начинали уже сугубо официальное обсуждение.

Полковник ласково пообещал:

— Будешь молчать, осерчать могу…

А он мог… и я, уже не колеблясь, стал говорить: про всё, что слышал от Томшика о Боруте, историю с цветами, даже упомянул про того старикана, сболтнувшего тогда, будто бы лагерь устроили «на плохом месте».

Дослушав, полковник кивнул:

— Если не считать цветочков, обо всем остальном у меня есть примерно такая же информация. Ты так не смотри, я не волшебник и осведомителей возле тебя не держу. Ларчик просто открывался. В деревне с рассветом начали работать поляки, оперативники из КБВ. Я по дороге завернул к ним, их старшой мой давний хороший знакомый, он и поделился. Они уже успели выяснить, кто вел в корчме те разговорчики, я поговорил неофициально с вашим Томшиком, он без особого запирательства изложил мне все, что говорил тебе, — благо прекрасно понимал, прохвост, что ничего ему за это не будет… Значит, вот так… Лесной черт Борута… Выкладывай: ты, часом, не поверил ли всерьез, что он есть? Мое слово, ничего тебе за это не будет. Я не замполит. И случалось мне уже встречать людей, которые в нечистую силу верили всерьез, хотя не должны бы: кадровые офицеры, члены партии, хорошие специалисты… Ну?

И я ответил честно:

— Не знаю, что и думать теперь…

Полковник явственно поморщился:

— Сказать по совести, такая позиция мне очень не нравится. Предпочел бы услышать твердое «верю». Или столь же твердое «не верю». А вот это «не знаю что и думать» мне как-то поперек души. Что-то тут есть неправильное, выглядит так, будто ты вихляешь мыслью, не в силах будучи занять какую-то твердую позицию. Как-то оно… не особенно и красит твою персону, уж извини…

— Виноват, товарищ полковник, — сказал я. — Впервые со мной такое…