— С Кирой Виланд все в порядке? — поинтересовалась я. Арн, сидевший в соседнем кресле, посмотрел на меня с благодарностью. Особенное очарование сцене придавали приятели Хаммона, которые держали Виланда на мушке — пять пистолетов смотрели ему в лицо, но Виланд выглядел крайне невозмутимо.
Его поцелуй до сих пор горел у меня на губах. Я старалась о нем не думать, но мысли все возвращались и возвращались к нему…
— Да, с ней все хорошо, — кивнул Хаммон. — И ничего плохого не случится. Она очень ценна.
Виланд вздохнул с явным облегчением. Хаммон с неудовольствием покосился в его сторону.
— А вот что касается ее брата, то тут я ничего не могу обещать. Как дела, Выродок?
Виланд презрительно ухмыльнулся. Тот человек, который был со мной в подвале, исчез бесследно — сейчас в кресле сидел матерый инквизитор, садист и убийца, и Хаммон это прекрасно понимал.
Мне казалось, что по кабинету неторопливо ходят два огромных хищника. Пока они не начинали схватку — просто оценивающе смотрели друг на друга, но стоит Виланду броситься — и от Хаммона останутся примерно такие же клочья, как от Сумеречника.
— Все было отлично, пока не увидел твою рожу, — сообщил Виланд, пристально рассматривая заусенец у себя на пальце. Было ясно, что эта невидимая глазу помеха для него в тысячу раз важнее ведьмака-террориста. — Давай так: ты привозишь сюда Киру, и мы уезжаем. И на этом закончим.
Хаммон даже глаза скосил от удивления. Один из пистолетов в руке его товарища дрогнул, и Хаммон вдруг рассмеялся.
Считая себя хозяином положения, он не ожидал подобной бескрайней наглости. Виланду, который переживал за жизнь сестры, надо было покорно опустить глаза к полу и дышать через раз. Но он не собирался этого делать, и это давало мне надежду.
— Иначе что? — осведомился Хаммон, стараясь говорить спокойно. Но я чувствовала, как в нем полыхает и пульсирует огонь ярости. Каратель ведьм был в его руках — ненависть уже застилала Хаммону глаза. Улыбка Виланда стала беспечной и очень обаятельной.
За ней была страсть охотника на людей. За ней было то, чему Виланд посвятил свою жизнь.
Движение его руки было изящным и плавным — так дирижер взмахивает палочкой перед оркестром. Зеленая лента сорвалась с кончиков его пальцев и молниеносным рывком охватила шею Хаммона. Все произошло так быстро, что он не успел и подумать о сопротивлении.
Кто-то ахнул. Хаммон растерянно протянул руку к шее и тотчас же опустил ее. Зеленая петля дрожала, то сжимаясь, то ослабляя захват. Один из пистолетов, направленных на Виланда, вздрогнул и опустился — Виланд одобрительно посмотрел в сторону его владельца и сказал:
— Это правильно. Уберите.
Оружие тотчас же опустили. Виланд поднялся с кресла и неторопливо приблизился к Хаммону. Петля ощетинилась острыми иглами, погрузилась в кожу на шее, и Хаммон сдавленно заскулил от боли. Не знаю, каким чудом он еще держался на ногах. На лбу выступили капли пота.
Ставить печать — больно. Очень больно. Надевать петлю — невыносимо. Я смотрела на то, как глаза Хаммона заполняет мутная пелена, как он беспомощно царапает шею и открывает рот, словно выброшенная на берег рыба, и видела, что сейчас Виланд получает бесконечное удовольствие.
Ему не надо было ни любви, ни чувств. У него была своя страсть, глубокая и искренняя. Сейчас я видела, почему Арна назвали Выродком…
И мне стало жутко. От одной мысли, что этот человек прикасался ко мне, охватывало зимней стужей и начинало буквально трясти в лихорадке.
— Иначе я затяну петлю так, что ее будет не снять, — хищно улыбнулся Виланд. — Видишь, ты и так не способен ее ослабить. Больно, правда? Так и захлебнешься своим ядом, и все кончится. Инга, что будем делать? Может, и правда придушим его, получим деньги за его голову?
— Отпусти его, — выдохнула я.
Виланд удивленно посмотрел на меня — он не ожидал, что я это скажу. Сюрприз вышел неприятным. Я могла бы сказать очень много. Например, что убивать и пытать человека без суда и следствия — это действительно быть Выродком, ничем не лучше Хаммона. Что однажды он поклялся защищать и спасать.
Хаммон дернул головой, и изо рта потекла струйка крови, сорвалась на рубашку. Губы посерели.
— Арн, пожалуйста, — умоляюще повторила я, понимая, что готова расплакаться от охвативших меня чувств. — Не надо. Отпусти его.
— Ведьма, — устало произнес Виланд. — Вы всегда защищаете своих, правда?
Он нервно дернул правой рукой, и на кончиках его пальцев вспыхнули языки зеленого пламени. Вспыхнули — и сразу же погасли: Виланд хотел набросить петлю и на меня, но сдержался.
Каких безумных сил ему это стоило? Я встала между инквизитором и его добычей, я должна была исчезнуть…
— Арн. Это ради тебя, — сказала я.
Какое-то время Виланд смотрел мне в лицо — и его взгляд был таким, что я с трудом сдерживала крик.
Потом он ослабил хватку.
Виланд видел во мне соратника.
То, что сейчас я почти вцепилась в него, не позволяя задушить Хаммона, разрушало едва выстроенную новую картину мира. И что греха таить, перечеркивало и поцелуй в подвале, и все, что могло бы случиться между нами.