Лесная невеста. Проклятие Дивины

На четвертый или пятый день дружина вернулась позже обычного, когда Избрана уже начала беспокоиться. Уж не наткнулись ли они на полочан? В сгущающихся сумерках она прохаживалась по двору, то и дело поглядывая на лес. Наконец дружина показалась на опушке, и княгиня торопливо пошла к воротам.

Кмети несли на спинах не дичь, а мешки с зерном и репой.

– Вы что же это? – тихо произнесла она, найдя глазами Красовита и даже не думая, услышит ли он. Она все поняла, и душой ее овладело тихое, тоскливое безразличие. – Что же это…

Избрана и раньше в эти три дня подозревала, что Секач может ее не послушаться. Она не дала ему возразить открыто, но они с сыном все же поступили по-своему. Все ее доводы оказались бессильны перед их тупоумной удалью. Они сделали то самое, что в их положении было широким шагом к гибели, – напали на поселения дивнинских кривичей, подданных полотеского князя.

– Ничего, княгиня, теперь заживем! – надеясь, что удача оправдает неповиновение, сказал Избране Красовит, но выглядел при этом мрачно, вопреки наигранной бодрости. – Хоть будет чего пожевать! А Столпомера не бойся – пока он узнает, мы уж далеко будем! Не догонит!

Не ответив, Избрана повернулась и пошла прочь. Она не хотела никого видеть, никого и никогда. У нее не оставалось сил даже на гнев. Пусть делают что хотят и провалятся к Марене!

Красовит был рад, что она промолчала. После недавнего спора княгиня стала внушать ему смутный трепет. Он понимал в глубине души, что она права. В уме Велеборовой дочери не откажешь. Как ни старался он отмахнуться от этих мыслей, опасность представлялась все более грозной.

Кмети шептались, украдкой покачивали головами. Когда в животе завывает голодный зверь, разум молчит. Но теперь у смолян был хлеб, а с ним и возможность трезво взглянуть на содеянное.

Засиживаться в Годомле было нечего, но никто не знал толком, куда идти и что делать. Собирать ополчение окрестные старейшины не хотели, считая эту войну безнадежной и не желая напрасно терять сыновей и внуков.

– Раз князь пришел, надо князю подчиниться! – говорил старик в одной веси, куда заезжал на днях Красовит. – А если против своего князя воевать, боги и чуры не благословят! Что же мы, глупые, что ли?

Все понимали, что сил воевать за Смолянск нет и уже не будет, но никто не знал, на что решиться. Бежать и искать где-то пристанища, просить помощи у других князей, как это сделал Зимобор, или возвращаться к нему с повинной головой и просить мира? Но хочет ли мира новый князь, если в его руках сила? Некоторые надеялись, что округа Смолянска, признавшая своей повелительницей Избрану, его не примет, но надежды эти были очень слабыми. У Зимобора теперь есть войско, а других наследников покойного Велебора в Смолянске не имеется. Так на каком основании вече ему откажет?

Избрана могла бы напомнить смолянам их клятву верности, но для этого нужно было явиться в Смолянск. У нее хватило бы отчаянной смелости на этот шаг, даже если никто не захотел бы ее сопровождать, но она сообразила слишком поздно. Если Зимобор уже пришел в Смолянск, собрал вече и добился признания, то вернуться туда будет напрасной глупостью. Она только отдаст себя в руки победителя без надежды хоть чего-то добиться.

Дружина медлила, проедала добычу и оставалась на месте, не зная, что предпринять. Старейшина Годомысл обращался с гостями радушно, но Избрана отчетливо ощущала его все возрастающее беспокойство. Хозяин совсем не хотел, чтобы сюда явился князь Зимобор с войском и стал осаждать его родовое гнездо. И как ни лестно было дать приют княгине, гораздо сильнее хотелось, чтобы она поскорее покинула его дом.

И однажды вечером, дня через три после «охоты», Секач встал со своего места в овине, служившем пристанищем дружине, и поднял руку в знак того, что хочет говорить.

– Видит Перун, что дела наши сейчас невеселы, – начал Секач. – Попали мы, как Змей Сварогу в клещи. И надумал я средство. Как решите, так и будет.

– Что надумал-то? – спросил Предвар.

– Двое врагов у нас теперь – Столпомер да Зимобор. Мириться надо.

– Предлагал ведь княжич мириться, – напомнил Предвар. – Ты сам же не захотел. Тогда можно было условия получше выговорить. А теперь зачем ему нас слушать? Повяжет и за Хвалынское море продаст – вот и все переговоры.

– А мы не с ним, а со Столпомером мириться будем, – помолчав, предложил Секач. – С ним-то мы не ссорились. Что ему до наших дел? А еще вот что… Он ведь неженатый сейчас вроде, Столпомер, вдовый. А мы ему нашу княгиню в жены отдадим. И ей почетно, и нам выгодно.

Все охнули, задвигались.

– А если Зимобор не захочет? – спросил Блестан.

– Захочет Зимобор ее в руки забрать – тогда мы с него клятву возьмем нам не мстить, а за это выдадим ему сестру.

– А она сама-то как же? – мрачно спросил Красовит. Его лицо ничуть не просветлело, и всем видом он выражал совершенное неверие в согласие Избраны. – Не пойдет она на это.

– Ей пока знать не надо, – ответил ему отец. – Меньше крику будет. Завтра снарядим к Столпомеру людей. И пусть за невестой присылает. Я сам к нему поеду.