Лесная невеста. Проклятие Дивины

Помня, что ему велено тянуть время, он не торопился переходить к сути дела. Да и мысли путались под этим тяжелым сумрачным взглядом, словно тоже боялись ведуна и пытались разбежаться и спрятаться в самых дальних и темных углах сознания. А ведун ждал так спокойно, словно все время мира принадлежало ему.

Отчасти он был прав: спешить ему было уже некуда, ибо у него не оставалось на белом свете ровным счетом никаких дел.

Кмети столпились за спиной у Ранослава, по привычке в опасности поддерживать своих, и теперь Зимобор был надежно загорожен их спинами. Это было очень кстати. Если бы ведун увидел или учуял, чем тут занят его вчерашний противник, у него еще осталось бы время на бегство.

Зимобор осторожно вынул из-за пазухи венок из сухих ландышей и бережно положил на лед перед собой. Наклонившись лицом к самому венку, он сложил ладони ковшиком и зашептал:

– Матушка-Вода, послушай меня, отзовись! Нужна мне от тебя всего-то малая малость – забери ведуна, что кличут Паморок! Ни камня, ни дерева, ни огня, ни железа он не боится, а боится тебя одной! Помоги мне, Мать-Вода! Прошу тебя именем вилы вещей, девы первозданных вод!

Зимобор не был знатоком заговоров, но надеялся на силу венка. Еще пока он говорил, лед под венком потемнел и заблестел влагой. В нем образовалась лунка, наполненная водой, и венок уже не лежал на льду, а плавал в ледяной чаше. Лунка все расширялась, на глазах превращаясь в полынью.

– А ну давай, ребята, на берег! – шепнул Зимобор кметям со щитами и сам перебрался за кромку льда.

А полынья разошлась уже на всю ширину реки, и на самой середине качался на легкой волне зелено-белый ландышевый венок, покрытый, как жемчугом, свежими цветами. Аромат ландыша, такой странный среди зимы, повеял над снегами. Кмети стали оборачиваться посмотреть, что происходит у них за спинами.

– Значит, хочешь ты из трех белок одну… – говорил тем временем Ранослав, но тоже не выдержал и обернулся. – Ой, матушка!

Внезапно обнаружив почти за спиной у себя широкую полынью, которой только что тут не было, он подпрыгнул и рванул по тропинке вверх, скользя и падая, упираясь руками и коленями. Кмети, издавая разнообразные возгласы, откатились со льда на берег, и Паморок внезапно увидел прямо перед собой блестящую темную воду.

Кошка черной молнией метнулась вверх по обрыву. Ведун шевельнулся, попятился, на его лице мелькнуло беспокойство… И он замер, не в силах оторвать взгляд от полыньи.

Вода волновалась все сильнее, ландышевый венок качался и плясал на волнах. Вдруг в полынье мелькнуло что-то живое, округлое, похожее на человеческую голову…

Кто-то из кметей не выдержал и заорал. Вслед за ним закричали другие, потрясенные невиданным зрелищем, и теперь даже те, кто еще оставался внизу, бросились на гребень берега, скользя и падая на укатанной тропе.

Из полыньи показались две головы; длинные густые волосы плыли за ними, распластавшись на поверхности воды, как покрывала. Потом мелькнули белые плечи, белые руки ухватились за край полыньи, и на лед выбрались две девушки – высокие, стройные. Длинные мокрые волосы облепили их обнаженные тела, но все-таки можно было разглядеть достаточно, чтобы кмети, молодые и постарше, глядевшие на это с разинутыми ртами, ощутили не только изумление и страх, но и совсем иные, более горячие чувства.

Учуяв жар, источаемый двумя-тремя десятками здоровых мужских тел, водяные девы улыбнулись и игриво помахали, разбрызгивая воду с белых пальцев. Их улыбки валили с ног, зеленые глаза сверкали, как роса на солнце. От такой красоты захватывало дух, и невозможно было поверить, что она – неживая.

Но девы помнили, для чего Мать-Вода разбудила их посередине долгого зимнего сна и отправила на берег. Улыбаясь, они пошли к застывшему ведуну, и позади них по льду протянулись две цепочки следов от мокрых босых ног.

– Иди к нам, миленький, иди к нам, желанный! – ласково улыбаясь, пели девы и протягивали к Памороку прекрасные белые руки. – Идем с нами к отцу нашему, к матери нашей! Дом наш уютный, просторный, веселый! Кто туда попадет, век назад не запросится! Идем с нами!

Кое-кто из кметей на берегу, заслушавшись, тоже сделал шаг вперед. А Паморок смотрел, завороженный, и не мог оторвать глаз от улыбающихся белых лиц, от сияющих влажными звездами глаз. С волос речных дев непрерывно текла вода, струилась по телам, и капли, падавшие с кончиков прядей, застывали на лету и сыпались круглыми белыми крупинками. От красавиц веяло влагой и холодом, но ведун, скованный смертным ужасом, вместе с тем ощущал и блаженство от близости этих чарующих созданий. Это блаженство ждало за чертой ужаса, манило, подталкивало сделать последний шаг…

– Идем с нами, жела-анный! – нежно пели девы, и у кметей на берегу невольно просыпались зависть и обида оттого, что эти манящие, полные страсти и обещания призывы обращены не к ним.