Лесная невеста. Проклятие Дивины

– А скоренько они, – сказал он отроку, который поставил перед ним миску теплой каши с клочьями куриного мяса (похоже, неведомый дружинный повар второпях просто порубил тушку боевым топором). – Я думал, целый день теперь по лесам будут бегать, пока до переговоров дозреют.

– В такой холод много не набегаешься, – заметил Радоня. – Чай, не лето. Домой-то хочется.

– Ой, а мне как домой хочется! – мечтательно протянул с края полатей Желанич. – У меня там, небось, уже сын родился, а я тут…

– Пока из такой дали добредем, твой малой уже ходить научится! – буркнул Хвощ. – Нам отсюда еще на Угру идти… если князь не передумал.

– Слушай! – С полатей свесилась голова Братилы. – А Угра – это не потому, что на ней угры живут?

– Откуда ж они тут возьмутся?

– Ну, племя кочевое – могли и забрести как-нибудь…

– Нет, Угра по-голядски значит «река, текущая среди лугов». Луговая то есть, – пояснил Толимер, сам происходивший из ославяненного голядского рода.

В сенях послышался скрип дверей, топот ног и шуршание многочисленных кожухов. Жилята и Хвощ мигом вскочили, приняли бодрый и грозный вид, схватили копья и встали по обе стороны сидящего за столом Зимобора. Зимобор отложил ложку, отодвинул миску с остатками каши и грозно сдвинул брови. Коньша, продирая глаза, хмыкнул из угла, Радоня показал ему кулак.

– Запускать? – В дверь просунулся отрок.

Зимобор кивнул, и дверь распахнулась пошире. Первым зашел Кривец, за ним еще несколько старейшин. Все на ходу снимали шапки и кланялись по привычке сначала печи и маленькой соломенной фигурке Макоши, подвешенной в углу, но взгляды вошедших против их воли тянулись к сидящему за столом.

– Заходите, люди добрые! – позволил Зимобор, и даже Кривец почти не помнил, что это – дом его собственного родного брата, а до того их отца, где он сам родился и бывал каждый день. – Садитесь. – Князь указал на ближнюю скамью, и кмети освободили место. – С чем пожаловали?

– Мира хотим, – начал Кривец. – Ты, смолянский князь… бери с нас дань, какую сказал, только не губи семьи наши, дома наши не разоряй.

– Вот и давно бы так! – одобрил Зимобор.

– Были мы в святилище Макоши, – заговорил другой старейшина, действительно старик, по ветхости едва ли принимавший участие в битве. – И сказала нам вещая женщина: любят тебя вилы, князь Зимобор, милостивы к тебе боги, потому противиться тебе для нас неразумно. Мы против богов не пойдем, будем в дружбе с тобой, только и ты богов помни, лишнего не бери.

– И тело брата моего Оклады отдай, – глухо добавил Кривец.

– Тела забирайте, где вчера наш обоз стоял, вы это место знаете. Если согласны, тогда так: возвращайтесь в город все, кто здесь живет, по белке с дыма несите сюда, я пока тут буду. Кто у вас в городе старейшины?

– Мы вот. – Сидевшие на скамье переглянулись. – После Оклады Кривец над нами старший, а так мы все, от жижальского племени, только Вятши не хватает, да у него с ногой плохо, не нести же нам его на себе было…

– От каждого из вас возьму с собой по сыну, – объявил Зимобор, и старейшины загудели. – Худого им не сделаю, пусть годик-другой поживут в дружине моей, послужат мне, а там, если все будет между нами ладно, и вернутся.

– А с девкой что будешь делать? – спросил Кривец.

– С какой?

– Окладиной дочерью. В святилище которая. Я забрать хотел, а Крутица не дала. Теперь, говорит, смолянского князя над ней воля, ему и отдам! Эх! – Кривец мотнул головой. – До чего дожили: свою же нестеру, родного брата дочь, не отдают мне, а отдают чужому человеку!

– А! – Зимобор вспомнил про кудрявую беглянку и сообразил, что Крутицей, наверное, зовут старшую жрицу. – Молодец ваша старуха, слово держит! Уважаю! Так и ты, Кривец, – Зимобор наклонился над столом и пристально глянул тому в глаза, – думаю, рода своего не посрамишь и от слова не отступишься. У Оклады еще дети есть?

– Сын Переслав. Он тут в городе оставался. Не знаю, жив ли…

– Видел я эту рожу нахальную! – вставил Ранослав, который помнил свои первые переговоры с Окладиным сыном.

– Поищем среди пленных, авось жив. А у тебя какие дети?

– А у меня трое, две девки да парень.

– Парня заберу в залог, не обессудь. Братанича оставлю тебе на подмогу. А сестру его тоже, пожалуй, заберу. Будем дружить с вами – за нарочитого мужа замуж отдам. А забалуете – может, из кметей кому приглянется…

Кривец насупился еще сильнее и вздохнул. Смолянский князь вязал его по рукам и ногам, лишая сына, но оставляя в Верхневражье племянника, который после дяди наследует власть и влияние. Да еще надо собирать приданое для племянницы, чтобы не посрамить рода и не слышать потом «ваша девка в Смолянске в холопках живет».

Три дня дружина еще оставалась в Верхневражье, отдыхая, отогреваясь и собирая дань с ближайших гнезд, расположенных по Жижале и вдоль ее притоков и ручьев. По гнездам ездил Ранослав – в Окладином шлеме, вызывая изумление и страх жижальцев, хорошо знавших этот единственный в округе шлем.