Лесная невеста

А ведь истинный виновник, кто бы он ни был, на этом не успокоится. А значит, ему, Зимобору, будущему князю, нельзя выходить ночью одному? Ходить с кметями даже к отхожему чулану, в своем собственном доме? Позор! Но все его противники – люди упрямые. Они попробуют опять. Или будут искать другие средства. А средств этих много, и все они так или иначе будут бить по целому городу, по всему племени! Выходит, дети княгини или их сторонники не готовы подчиниться божьему суду. Даже победа Зимобора в поединке с Буяром, будь она хоть трижды очевидна и убедительна, не убедит побежденных. Покоя в Смолянске не будет. Стало быть, ему, князю, ради этого покоя придется обидеть очень многих: выслать, заключить под стражу, может быть, лишить жизни… Зимобор не был к этому готов. Его врожденное чувство чести и справедливости возмущалось при виде того, как честь и справедливость попираются близкими ему людьми, но он не мог поступать подобным образом. Он хотел не столько власти, сколько справедливости и соблюдения обычаев. Воля предков в том, чтобы наследником отца стал он, старший сын. Но их никак не обрадует, если ради этого их потомки станут проливать кровь друг друга.

А вокруг была весна: на могучих дубах только-только раскрылись светлые, мягкие молоденькие листочки, напоминающие ушки каких-то новорожденных зверьков; под ногами лежал толстый ковер из бурой прошлогодней листвы, источавший тонкий, прохладный, пьянящий запах прели. Сквозь слежавшиеся дубовые листья пробивались зеленые стрелки молодой травы, кое-где синели крупные фиалки, а поодаль, в мелких зарослях под кровлей дубовых ветвей, лежали на земле широкие темно-зеленые листья ландыша, иначе молодильник-травы, похожие на лодки. Тонкие стебельки изогнулись под тяжестью белых, блестящих, похожих на крупные жемчужины цветов, и их аромат с каждым вдохом вливался в грудь. Зимобор протянул руку, сорвал ближайший стебелек, понюхал свежие кругленькие бубенчики с шестью крохотными лепесточками – и на душе полегчало. В этом сладостном запахе было, казалось, все самое лучшее, что только может дать человеку богиня Леля, весенняя внучка самой Макоши.

– Здравствуй, сокол мой ясный! – вдруг раздался в нескольких шагах от него звонкий, уже знакомый голос.

Зимобор поднял голову и застыл. Даже позвоночник, казалось, заледенел от того зрелища, которое ему представилось. Под дубом, среди ландышевых зарослей, стояла девушка. Она не пришла, не прилетела, а просто выросла, вытянулась из-под земли, из листьев и цветов, соткалась из густого сладкого воздуха. На ней была рубаха белее снега, распущенные золотистые волосы спускались ниже колен; тяжелые, густые, блестящие пряди вились, словно их развевал невидимый ветер, струились, как воды солнечной реки. На голове девушки был венок из листьев и стеблей цветущего ландыша, и эти же стебельки с цветками-жемчужинками были густо вплетены в пряди ее волос, так что девушка казалась каким-то живым снопом цветущих ландышей. Кожа ее была почти такой же белой и нежной, как цветы, и чуть-чуть сияла в полумраке под дубом. А лицо ее… Зимобор встретился с ней глазами, и душа затрепетала, точно готовая покинуть тело. Ее черты были прекраснее мечты, в них отражались спокойное всезнание и невозмутимая уверенность, присущая нечеловеческим существам. В руке ее были зажаты железные ножницы.

Не в силах пошевелиться, Зимобор не мог ни встать, ни даже моргнуть. Эти ножницы с их холодным, даже хищным железным блеском не вязались с манящей нежностью ее облика, но при этом казались ее неотделимой частью.

– Что же не здороваешься? – Девушка улыбнулась, шагнула ближе, и на Зимобора повеяло мощной волной ландышевого аромата. – Ведь ты хотел снова со мной повидаться. Разве нам не о чем поговорить?

– Это… ты? – едва вымолвил Зимобор и с трудом поднялся на непослушные ноги. Его шатнуло, и он оперся о влажную, в мелкой древесной пыли, жесткую шкуру дуба.

Эта женская фигура, сотканная из лесной свежести и пронзительной прелести ландышей, была плоть от плоти леса, но голос ее был голосом той самой звездной тьмы, что говорила с ним в ту памятную ночь.

– Конечно, это я. – Дева улыбнулась. – У меня много лиц. Тень облаков на небе – это я. Струи дождя над нивами – это я. Трава и цветок – это я. Судьба человеческая – это я, погребальная песнь – это я. Все, что растет и тянется вверх, – это я. Моя пора – юность, мое время – весна, моя власть – будущее. И имен у меня много. Я – Дева, пока не озарит горячий луч темную бездну, пока не сойдет дух Перунов в первозданные воды, пока не падет семя в спящую землю, – тогда я стану Матерью и исчезну, потому что родится иная Дева… А пока время мое – весна, зелень лесная – мои очи, лучи золотые – мои косы, цветы молодильные – мое платье. Зови меня Младиной.