Лесная обитель

– Ты не будешь всю жизнь одна, обещаю тебе, – сказал Гай. – Я приеду за тобой, как только это станет возможным. И, – добавил он, пряча глаза, – ты ведь знаешь, у римлян разводы встречаются сплошь и рядом.

– Да, я слышала об этом, – язвительно ответила Эйлан. Если женой Гая станет девушка из аристократической семьи, ее родные, конечно же, позаботятся о том, чтобы этот брак был прочным. – Какая она, твоя римлянка? Красивая?

Гай с грустью посмотрел на нее.

– Ты гораздо красивее, моя ненаглядная. Она маленькая и худенькая, – добавил он, – но характер у нее твердый. Иногда мне кажется, что меня безоружного выпихнули на арену сражаться с боевым слоном или с каким-нибудь хищником – я слышал, так в Риме поступают с преступниками.

«Значит, она ни за что не отступится от него», – подумала Эйлан, но выдавила из себя улыбку.

– Так ты… и вправду не любишь ее?

– Родная моя, – произнес Гай, опускаясь на колени; Эйлан готова была рассмеяться, услышав в его голосе столь явное облегчение, – клянусь, я даже не взглянул бы в ее сторону, если бы ее отец не был прокуратором. С его помощью я могу стать сенатором или даже наместником Британии. Ты только представь, какие у меня тогда появятся возможности, чтобы помочь тебе и нашему сыну.

Гай склонился над малышом, и в его глазах опять заблестел огонек решимости защитить сына от опасностей и невзгод. Потом, почувствовав на себе взгляд Эйлан, он снова поднял голову.

Эйлан не сводила с него глаз. Гай смутился. «Кейлин права, – с горьким смирением размышляла молодая женщина, – он гоняется за несбыточной мечтой, убедив себя, что это и есть настоящая реальность. Он такой же, как все мужчины!» Что ж, тем легче ей будет объявить ему то, что она должна сказать.

– Гай, я люблю тебя, и ты это знаешь, – начала Эйлан, – но ты должен понять, что, даже если бы ты был свободен, я не смогла бы принять твое предложение и стать твоей женой. – Она вздохнула, увидев его растерянный взгляд.

– Я – Верховная Жрица Вернеметона, Голос Великой Богини, разве тебе об этом не сказали? В своем народе я уже достигла того положения, которого ты мечтаешь добиться среди римлян! Я рисковала жизнью, доказывая, что достойна называться Жрицей Оракула. Мне пришлось пройти через испытания, и я подвергалась не меньшей опасности, чем ты, участвуя в сражениях. Как ты не можешь отказаться от добытых в бою почестей, так и я не вправе отречься от своей победы!

Римлянин нахмурился, пытаясь осмыслить услышанное, и Эйлан, глядя на него, вдруг подумала, что в ней и Гае гораздо больше общего, чем он предполагает. Только им, пожалуй, руководит честолюбие, а она – если это, конечно, не иллюзия – исполняет волю богов.

– В таком случае мы будем служить общей цели, хотя об этом вряд ли кто догадается, – наконец вымолвил Гай; его взгляд остановился на сыне. – И если родители этого малыша – наместник Британии и Верховная Жрица, его возможности безграничны. Кто знает, а вдруг в один прекрасный день он и сам станет императором.

При этих словах ребенок открыл мутные глазки и равнодушно уставился на родителей. Гай вновь взял его на руки и неловко прижал к себе. Малыш недовольно зашевелился.

– Лежи спокойно, владыка мира, – прошептал Гай, – дай мне подержать тебя немного.

При мысли о том, что такое вот маленькое розовое существо может вырасти и стать императором, оба родителя рассмеялись.

Глава 20

Гай возвращался в Лондиний в горько-сладостном оцепенении. Он обрел Эйлан – и потерял ее. Он был вынужден покинуть сына, которого она подарила ему, – и все же сын у него есть! По мере приближения к столице и к Юлии на него порой накатывало желание повернуть коня и помчаться к своей возлюбленной, но он понимал, что они с Эйлан не могут жить вместе. Гай вспомнил, как посуровело ее лицо, когда она объясняла ему, что значит для нее быть Верховной Жрицей. Тогда она вовсе не была похожа на ту Эйлан, которую он знал. У него внутри все холодело при мысли о том, какому риску она подвергла себя, доказывая, что достойна быть орудием богов. Она рисковала его сыном!

Но когда они расставались, она плакала. И, говоря по совести, он тоже не смог сдержать слезы. Если Эйлан считает, что женитьба на Юлии Лицинии доставит ему удовольствие, она глубоко заблуждается. Перевалив через последний холм, Гай, глядя на греющиеся в лучах полуденного солнца черепичные крыши зданий, напомнил себе, что он поступает так только ради благополучия Эйлан и их сына.

К дому Лициния он подъехал в сумерках. Прокуратор еще не вернулся из табулярия, но Юлия была дома. Гай нашел ее в атрии[13] на женской половине особняка. При виде жениха глаза у девушки заблестели; она показалась Гаю красивой, как никогда. Конечно, с Эйлан ее не сравнить, но ведь прекраснее Эйлан женщин нет на всем белом свете. Однако со временем Юлия, возможно, станет очень даже миловидной.

– Так, значит, ты вернулся, Гай? – с притворной сдержанностью промолвила она.

– Ты же видишь, что я здесь. Как же я могу утверждать, что до сих пор нахожусь на севере?

Девушка хихикнула.