Лесная обитель

– Вряд ли тебя интересует мое мнение, – тихо проговорила Эйлан. – Я тоже сделала свой выбор, и, как бы ты к этому ни относилась, тебе прекрасно известно, что я не ропщу. И я порой плачу по ночам, спрашиваю себя, правильно ли я поступила. Дида, возможно, ты так и будешь всю жизнь сомневаться, и единственное, что остается, – это исполнять свой долг и надеяться, что Великая Богиня когда-нибудь объяснит нам смысл того, ради чего мы все это делаем.

Эйлан не видела лица Диды – та отвернулась от нее, – но ей показалось, что она немного успокоилась.

– Я скажу послушницам, что ты приболела и не будешь заниматься с ними сегодня вечером, – сказала Эйлан. – Уверена, они будут только рады немного отдохнуть.

Эйлан уже думала, что с детьми Бригитты все улажено, но несколько дней спустя перед ужином помощница сообщила, что какой-то римлянин просит принять его.

Эйлан сразу вспомнила Гая, но, поразмыслив, пришла к выводу, что он ни за что не посмеет показаться в обители.

– Спроси, кто он и зачем пришел, – ровно проговорила она.

Через несколько минут девушка возвратилась.

– Госпожа, его зовут Мацеллий Север, и он нижайше просит принять его… Он раньше был префектом лагеря легионеров в Деве…

– Я знаю, кто он. – Лианнон раз или два принимала его у себя, но теперь Мацеллий оставил государственную службу. Боги всемогущие, что ему нужно от нее? Узнать об этом она могла только из разговора с ним. – Пригласи его, – приказала Эйлан. Она оправила платье и, подумав с минуту, опустила на лицо вуаль.

На пороге появился Хау. За ним шел римлянин. «Отец Гая… дед ее сына…» Эйлан с любопытством разглядывала его сквозь вуаль. Она никогда прежде не видела Мацеллия, и тем не менее, повстречай она его где-нибудь в другом месте, узнала бы непременно. В ее воображении один на другой наложились сразу несколько образов: лицо старина, который многое пережил и повидал в жизни, волевые линии носа и лба, повторенные в лице его сына и пока еще едва заметные в нежных, по-детски припухлых чертах ее собственного ребенка.

Хау занял свое обычное место у двери; Мацеллий остановился перед Эйлан. Он приосанился, поклонился, и Эйлан как-то сразу поняла, почему Гай так гордится своим происхождением.

– Приветствую тебя, госпожа. – Он употребил латинское слово Domina, но и по-британски Мацеллий говорил неплохо. – Я крайне признателен тебе за то, что ты согласилась принять меня…

– Не стоит благодарности, – ответила Эйлан. – Чем могу служить? – Она решила, что его визит связан с приближающимися празднествами. К Лианнон Мацеллий приезжал именно по этим вопросам.

Римлянин кашлянул.

– Насколько мне известно, ты приютила в своем святилище дочерей царицы деметов…

Эйлан была рада, что сообразила прикрыть лицо вуалью.

– Даже если бы они действительно были здесь, – медленно отвечала она, отчаянно желая, чтобы рядом находились Арданос или Кейлин, – какое тебе до этого дело?

– Если бы они были здесь, – эхом отозвался Мацеллий, – нам хотелось бы знать, почему ты приютила их?

В памяти всплыли слова Синрика.

– Потому что они нуждались в приюте. Разве может быть другая причина?

– Думаю, что нет, – ответил римлянин, – и тем не менее их мать – мятежница, грозившая поднять против Рима весь запад Британии. Но Рим милостив. Бригитта живет в Лондинии. Ее охраняют, и вреда ей никто не причинит. Мы также не требуем смерти и для ее родных.

«Малышки обрадуются, узнав, что их мать в безопасности», – подумала Эйлан. Дочки Бригитты ходили все время тихие, молчаливые. Но почему он приехал сюда? Возможно ли, что Мацеллий, как и она, желает мира между Римом и Британией?

– Мне приятно слышать это, если ты говоришь правду, – промолвила Эйлан. – Но чего ты хочешь от меня?

– По-моему, это очевидно, госпожа моя. Дочери Бригитты не должны стать причиной возможного восстания в будущем. Сама Бригитта недостаточно важная персона, но, если в стране сложится напряженная обстановка, мятежники будут рады использовать малейшую зацепку, чтобы начать войну.

– Думаю, тебе не следует волноваться по этому поводу, – возразила Эйлан. – Если бы девочки оказались в Лесной обители, никто не смог бы прикрыться ими в политической игре.

– Даже когда они вырастут? – спросил Мацеллий. – Разве мы можем быть уверены в том, что их не выдадут замуж за людей, которые попытаются провозгласить себя правителями деметов, потому что они вступили в родственный союз с царствующей семьей?

Он не зря беспокоится, отметила про себя Эйлан. Синрик не упустит такой шанс.

– Что же ты предлагаешь?

– Наилучший способ – отдать их на воспитание в семьи, лояльные по отношению к Риму, а когда они подрастут – найти им состоятельных мужей из числа людей, сочувствующих римлянам.

– И ничего дурного с ними не случится, если их передадут римлянам?

– Абсолютно ничего, – ответил Мацеллий. – Госпожа, неужели ты думаешь, что мы воюем с грудными младенцами и подростками?

Эйлан молчала. «Именно это мне и твердили с самого детства».