Лесная обитель

– Сколько лет мы знаем друг друга? – спросила она. Эйлан ответила не сразу, пытаясь прикинуть в уме, когда они познакомились. Это случилось за несколько дней до рождения дочки Маири. Но ей казалось, что на самом деле они встретились гораздо раньше, а порой, когда Эйлан вдруг случалось извлекать из глубин памяти объяснения тех или иных непонятных вещей, она была уверена, что они с Кейлин были сестрами в прежней жизни.

– Кажется, лет шестнадцать, – промолвила она наконец. С Кейлин она познакомилась перед самой зимой. Нет, не может быть, ведь тогда на них напали варвары из Гибернии, а они явно не решились бы переплывать море в это время года из-за зимних штормов. И снега тогда не было, но без конца шел дождь, это она помнит. Весна была очень ненастная. А летом того же года она пришла послушницей в Лесную обитель.

– Неужели так давно? Верно. Дочка Маири уже почти на выданье, а Гауэн прожил одиннадцать зим.

Эйлан кивнула, вдруг живо представив себе, как Кейлин навещала ее в лесной хижине, где она жила в одиночестве, вспомнила, как жрица держала ее руки и отирала холодным полотенцем лоб во время родов. Тогда Эйлан думала, что эти воспоминания никогда не поблекнут и не исчезнут; теперь же они превратились в забытый сон. Работа, которую она и Кейлин выполняли в Лесной обители, занимала все ее мысли.

– А сейчас у нас в святилище живут дочери Бригитты, – задумчиво проговорила Кейлин. – Но через год их заберут на воспитание в семьи римлян.

– Подумать страшно, что Бригитта лишится своих детей, – со вздохом отозвалась Эйлан.

– А мне ее вовсе не жаль, – ответила Кейлин. – Не думаю, что она очень тревожилась о своих детях, когда согласилась помочь Синрику поднять мятеж.

Эйлан понимала, что Кейлин, вероятно, права. Но сама она тоже мать и помнила, какая боль раздирала ей душу, когда Арданас отнял у нее Гауэна.

– Почему ты вдруг заговорила об этом? – спросила она Кейлин. – Не думаю, чтобы ты прождала меня здесь все утро только для того, чтобы предаться драгоценным воспоминаниям, млея над ними, словно римский ростовщик, пересчитывающий свое золото!

Кейлин вздохнула.

– Я должна кое-что рассказать тебе, а как начать – не знаю. Поэтому я и болтаю всякую чушь. Эйлан, мне было знамение, которое, говорят, посещает каждую жрицу перед смертью. Нет, я не могу объяснить…

У Эйлан возникло ощущение, будто сердце ее покрывается ледяной коркой, хотя они сидели под жаркими лучами солнца.

– Знамение? Что ты имеешь в виду? Тебе нездоровится? Может быть, Миллин знает, какими травами…

– Я видела сон, – спокойно ответила Кейлин, – и мне кажется, это было предупреждение о том, что жизнь моя на исходе.

«Неужели Кейлин скоро умрет?» Потрясенная, Эйлан вслух смогла произнести только:

– Но почему?

– Просто не знаю, как объяснить, – все так же спокойно продолжала Кейлин. – Наверное, это можно понять лишь тогда, когда получишь такое предупреждение.

«О да, – подумала Эйлан. – Все верно: я ведь тоже жрица, пусть и не очень хорошая». В присутствии Кейлин она сознавала это особенно остро, хотя в другой обстановке ей часто казалось, что она прекрасно справляется с обязанностями священнослужительницы. После встречи с Синриком Эйлан не покидало ощущение, что она стала его орудием в борьбе против римлян. А разговаривая с Арданосом, она сразу же понимала, каким образом он собирается манипулировать ею во имя сохранения мира с римлянами. Последние несколько лет народы Британии жили спокойно, но она слышала, что в Риме наступили смутные времена. Синрик не замедлит воспользоваться малейшей слабинкой в стане врагов, если они решатся восстать против императора. Интересно, Гай тоже выступит на стороне мятежников? Любил ли он ее когда-нибудь ради нее самой?

А вот в обществе Кейлин, с самого первого дня их знакомства, Эйлан всегда была и оставалась жрицей. Когда Кейлин была рядом, Эйлан не покидала уверенность, что она еще нужна Великой Богине. Эйлан любила Гая всем сердцем и тем не менее не могла забыть, что он все-таки отказался от нее. А Кейлин никогда не покидала ее в беде.

Эйлан бросила беспомощный взгляд на свою сестру-жрицу, и внезапно ее пронзила мысль: «Мы уже однажды перешили это; она умирала в муках на моих глазах».

И тут же Эйлан разозлилась на себя. Если она ничем не может помочь, зачем же тогда Кейлин разбередила ей душу? Она почти с враждебностью посмотрела на женщину. Темные глаза Кейлин как-то странно поблескивали, словно гладь озера, потревоженная подводным течением. «Она тоже боится», – вдруг осенило Эйлан.

Она глубоко вздохнула и почти физически ощутила, как в ней поднимается дух Великой Богини, пробужденный благодаря Кейлин.

– Я – Верховная Жрица Вернеметона, и я приказываю: расскажи мне свой сон!