Лесная смерть

— Вот как? Но даже если и глупо, это еще не значит, что подобных вещей не существует. Ритуал, с помощью которого можно добиться воскрешения любимого существа, подробно описан в «Пособии по сатанизму» Льюиса Ф. Гордона — вполне достойном уважения опусе, который можно найти в любой приличной библиотеке. Хотя, на самом деле, мало кто воспринимает эту книгу всерьез, разве что какая-нибудь жалкая кучка психически больных людей.

К чему он клонит? Хочет как-то оправдать себя?

«Лагиоль», которым так гордился Бенуа, вонзающийся в орбиты глаз маленького личика с посиневшими губами…

В действительности применение колдовских обрядов нередко имеет одно преимущество: это удобный способ скрыть подлинные мотивы, движущие существом, к ним прибегающим. Так, желание женщины приворожить своего возлюбленного есть не что иное как скрытое стремление к синкретичному разрушению и деспотизму, замаскированное под желание любить. Сам процесс колдовского обряда направлен исключительно на успешное достижение поставленной цели. И, поскольку характер он носит сугубо эгоистический, страдание другого — то бишь просто-напросто инструмента достижения цели — ему абсолютно безразлично. Почти так же ведут себя, как правило, так называемые «серийные» убийцы: для них другой человек — не более чем объект для достижения цели.

Избавь нас от этой лекции. И вообще: как он может спокойнейшим образом рассуждать в такой-то ситуации? Идиотский вопрос: как сумасшедший может быть сумасшедшим? Не слышно больше ни Гийома, ни Элен — ни один из них и слова не вымолвил; должно быть, совсем обалдели от его речей.

— И кто может сказать, где в действиях серийного убийцы пролегает граница между простым неосознанным стремлением пролить чужую кровь и магией — желанием восстановить утраченную им вселенную?

Давай, давай — говори дальше: теперь уже я куда лучше представляю себе, где ты: совсем рядом со мной — так что, подняв руку, я, наверное, смогу всадить тебе нож в бедро, и… да: он потеряет равновесие и даже если начнет стрелять, все равно это наш единственный шанс на спасение…

— В конечном счете, моя теория сводится к тому, что серийный убийца, сам того не понимая, всегда действует, как колдун; но в данном случае это не главное.

Считаю до трех и…

Раз, два, три.

Лезвие ножа легко, как в масло, входит в человеческую плоть; лицо мне обдает какими-то горячими брызгами; с криком, в котором звучит не только боль, но и безграничное удивление, Тони-Иссэр падает; одновременно раздается выстрел. Топот бегущих ног.

— Спокойно, не дергаться! — решительно произносит Элен.

Из чего я делаю вывод, что ей удалось-таки завладеть оружием; уфф!

— Ну зачем вы это сделали, Элиза? — где-то совсем рядом со мной тихо произносит Тони.

Я представляю себе, как он, оправившись от боли, лежит на полу, зажимая руками рану.

Зачем я это сделала? Да просто чтобы не сдохнуть в этом, насквозь провонявшем безумием и смертью жилище — вот зачем!

— Жан, свяжите-ка ему руки за спиной его же галстуком, — спокойно говорит Элен.

Гийом повинуется. Я сижу в своем кресле, по-прежнему сжимая нож в руке.

— Отдайте мне эту штуковину, Элиза, а то еще пораните кого-нибудь ненароком, — произносит Элен, хватаясь за рукоятку ножа.

Но у меня нет ни малейшего желания расставаться с ним, и я еще крепче сжимаю пальцы: мне нравится это ощущение — нож, зажатый в руке.

— Ну что же вы, Элиза; это выглядит уже почти смешно.

— Не отдавайте его, — изменившимся от боли голосом говорит Тони.

Определенно: более чокнутого психа на всем свете не сыщешь.

Я замираю в нерешительности. Он тихо шепчет:

— Элиза, вы помните, что я рассказывал вам по поводу сходства тайн с игрушками-головоломками?

Да что он ко мне прицепился со своими загадками?

— Виржини не знала, что я — ее отец.

Ну и что это меняет?

Это меняет все. Виржини ни за что не стала бы защищать совершенно незнакомого ей человека… В памяти у меня вдруг всплывает детский голосок — совсем недавняя фраза: «Папа весь изранен». Значит, Тони не лжет и, следовательно… как же я могла оказаться до такой степени глупой!

Я резко поднимаю руку, намереваясь защититься, но — слишком поздно: рукоятка пистолета резко обрушивается на мою голову, а голос Элен — как всегда, очень любезный — произносит:

— Ну и долго же до вас все доходит!

Оглушенная внезапным ударом, я выпускаю нож из руки. Слышно, как шумно, с присвистом дышит Гийом — такое ощущение, будто ему не хватает воздуха.

— Не стойте здесь, как вкопанный, Жан. Сядьте рядом с Иветтой и протяните-ка мне руки… вот так. Да будьте поосторожнее, не дергайтесь лишний раз: мне вовсе не хотелось бы, чтобы прекрасный лоб Иветты получил в качестве дополнения хорошенькую дырку — этакий третий глаз. Итак, все здесь? Не хватает лишь маленькой вишенки на вершину торта. Виржини, дорогая моя, где ты? Виржини?