Лесная тропа

Мы поняли, что нам не следует углубляться в лес. Возможно, где-то на дороге уже лежит такой поверженный великан с разветвленной кроной; его ни объехать, ни обойти — деревья здесь стоят так густо, что иглы их смешиваются, к тому же стволы от самого комля занесены плотным снегом. А что, если в лесу придется повернуть вспять и нам преградит обратный путь другой рухнувший тем временем великан, — не окажемся ли мы в ловушке? Дождь все еще шел. Сами мы были опять так спеленаты льдом, что повернуться не могли, не расколов эту корку; сани тоже обледенели и отяжелели, а у каурого была своя ноша. Если какая-то часть дерева перевесит, пусть всего лишь на какую-нибудь унцию, оно рухнет; наконец, может переломиться ствол, да и остроконечные клинья сосулек сами по себе представляли при своем падении немалую опасность; к тому же много их усеяло дорогу, по которой нам предстояло ехать, а пока мы не двигались с места, из отдаления доносились все новые гулкие удары. Оглянувшись назад, мы нигде на полях, да и во всей окрестности не обнаружили ни одного человека. Ни единого живого существа на всем большом пространстве, кроме нас с каурым!

Я велел Томасу повернуть назад. Мы слезли с саней, отряхнулись, насколько возможно, и очистили гриву и хвост каурого от ледяных корок. Нам показалось, что лед нарастает скорее, чем утром, — то ли потому, что прежде мы неотрывно следили за обледенением и не улавливали постепенных переходов, тогда как днем, занятые другим, интересовались этим лишь от случая к случаю и скорее всё замечали, то ли оттого, что похолодало, да и дождь зачастил. Трудно сказать. Итак, Томас завернул каурого с санями, и мы со всей возможной поспешностью направились к ближайшим айдунским домам. В то время на выезде из Айдуна, у еще отлогих склонов Бюля стоял трактир, ныне купленный Бурманом, который занимается исключительно сельским хозяйством. Туда мы и поехали кратчайшим путем по твердому насту, минуя дорогу. Я попросил трактирщика освободить для моей лошади местечко в хлеву. Он не стал возражать, хотя ему пришлось одну из коров перевести в закром, где у него хранится солома и дневной запас кормов. Сани мы поставили в каретник. Устроив все это и снова очистившись от льда, я достал из саней то, что мне требовалось на завтра, и сказал Томасу, что пойду домой пешком; мне к вечеру надо быть дома, чтобы приготовить все на утро; завтра мне предстоит ехать в другом направлении, там ждут меня больные, которых я не видел сегодня. Таугрунд я хотел обойти и, повернув на Гебюль, подняться лугами Мейербаха налево, к ольшанику, не представляющему никакой опасности, а уже оттуда пробраться к тальнику и, наконец, к моему дому в ложбине.

Но Томас решительно отказывался отпустить меня одного. Он сослался на то, что указанный путь холмист и от лугов ведет к возвышенности, — подъем на нее крут и сейчас, в гололедицу, представляет опасность, не говоря уже о том, что возможны обвалы. Преданный Томас заявил, что пойдет со мной, мы поможем друг другу перебраться через луга и через ольшаник. Сани и коня оставим здесь, он скажет трактирщику, чем кормить каурого и как за ним ходить. Завтра он вернется сюда за конем. Если мне выезжать спозаранок, я могу взять лошадь в Ротберге, отрядив за ней Готлиба или кого другого, лишь бы господь ниспослал день, когда не страшно выйти под открытое небо.

Пришлось согласиться с доводами Томаса, тем более что мне могли встретиться деревья, которых раньше я не замечал — ведь в обычное время всего не рассмотришь, — да не пришлось бы местами идти в обход, да не потребовалось бы опять повернуть назад, если не удастся пробиться; итак, я разрешил Томасу меня сопровождать — вдвоем идти куда удобнее, общими усилиями легче противостоять всяким трудностям.

У меня всегда припасены в санях железные кошки, ведь мне часто приходится в пути слезать и пешком подниматься на крутые холмы, которых так много в нашем краю. Иные мои пациенты живут на высоких увалах, и в гололедицу к ним либо вовсе доступа нет, либо с величайшим трудом и риском карабкаешься по нехоженым тропам, покрытым льдом и снегом. На всякий случай я беру с собой две пары кошек — одна всегда может выйти из строя. Сегодня они не понадобились мне, идти приходилось по ровному, а я предпочитаю не приучать ноги к подобной опоре. Но сейчас я достал из саней кошки и одну пару отдал Томасу. Затем вынул инструменты и прочее снаряжение, которое завтра потребуется мне для больных. Над полозьями саней, вдоль плетеного кузова, прикреплены у меня ремнями альпенштоки с крепкими железными наконечниками и железным крюком в верхней части, которым врубаешься в лед и на нем повисаешь. Набалдашник мешает альпенштоку выскользнуть из рук. На всякий случай я вожу с собой два таких альпенштока и, когда Томас вытащил их из ремней, вручил один ему, а другой оставил себе. Мы сразу же, не задерживаясь, выступили, ибо в такие дни рано вечереет и ночи стоят темные. Томас ко всему прочему захватил потайной фонарик и запасся для него огнивом.