Лесная ведунья

Дошла, вещи свои сложила на кусту ближнем, рубашку исподнюю не снимала, уже ученая, это я по первости сюда нагишом сунулась, просто не знала еще про водяного, а тот был тем еще типом.

И вот только я, мыло душистое захватив, в воду ступила, как засветилась та, аки папоротник в короткую летнюю ночь, и хоть луны не было на небе, а лунная дорожка возникла, да и повела, серебрясь на воде, прямо к валуну огромному, где возлежал дивный молодец. Плечи у него — косая сажень, волосы — цвета спелой пшеницы, торс да руки его мышцами бугрятся, взгляд томный, призывный, улыбка в полумраке сверкает ярче месяца…

— И тебе не хворать, — сказала неприветливо, спускаясь в воду.

Водяной местный охальник был тот еще, и где ж такой выискался я по сей день не знала. Однако в столице, в королевском озере водяной был стандартный — с зелеными волосами, мутными глаз-ами, скверным характером и вечно недовольной миной на опухшем лице. Стандартный в общем. А этот — нет.

— Весянушка, что ж ты невесела? Что ж ты рубашку не повесила? — низким хриплым голосом вопросил водяной.

Глянула на него исподлобья, и даже отвечать не стала. Водяной сразу смекнул, что дело нечисто, а потому возлежал на валуне молча, пока я чистоту наводила. Вымылась, как есть, в рубашке, волосы промыла, ополоснула, а потом поплыла к водяному, он пододвинулся, освобождая место, руку протянул, помогая на валун взобраться и сесть.

— Ну, что опять? — спросил, когда дрожать от холода перестала.

— Водя, а ты печать магическую снимать умеешь? — спросила просто так, ни на что не надеясь.

Просто непростой это был водяной, очень непростой, так что у него многое спросить можно было.

— Печать магическую? — вопросил водяной, почесав подбородок. — Снимал.

Я, резко голову повернув, воззрилась на него с надеждою.

— И как? — вопросила, едва поняла, что теперь водяной молчать вздумал.

— А заводь видишь? — тихо спросил Водя.

Я огляделась. Заводь была приличная, да только сейчас я заметила, что на яму она больше похожа, чем на старое русло реки, или же залитый луг. Просто видать давно яма эта появилась, по склонам уже деревья росли не один десяток лет — два-три скорее, по берегам камыш везесущий, а то что вода тут была чистая — так на дне родник, оттого и мыться здесь было хоть и чисто, но холодно.

— Любил я ее, — вдруг признался водяной.

— Печать? — не поверила я.

Водя глянул на меня глазами лунного цвета, усмехнулся и выдавил нехотя:

— Эльну, магиню.

Наклонился вперед, руку протянул, прикоснулся пальцем к воде и пошли от той круги, да не простые, а мерцающие, и в кругах тех ожили воспоминания.

— Давно это было, — начал рассказывать Водя, — давно… словно и не было уже. Там, — он кивнул в сторону реки, стояла башня магическая, прямо по среди реки стояла. От нее к берегу мост вел, да только цельным он не был — обрывался, прямо над тем местом, где из воды валуны виднелись.

— Как это? — не поняла я.

И водяной показал. Башню-крепость посреди реки, мост от башни к берегу ведущий… да только берег тогда ближе был, река не столь полноводной и широкой, и на берегом том вторая крепость, и были они как пара. Та, что посреди реки — изящная, белокаменная, а та, что на берегу — темного камня, монолитная, внушительная. И мост от одной башни к другой, что обрывался на середине, да так что не перепрыгнуть — шагов десять пустоты было между двумя половинами моста.

— Чародейская академия, — сказал Водя указав на светлую башню, — а эта вот магическая.

Я с одной башни на другую взгляд перевела, но ничего не поняла.

— Чародейская? — переспросила.

Да и как тут не переспросить — не было у нас чародеев испокон веков! Я о таком и не слышала.

— Чародейская, — кивнул водяной, да и стала та башня ближе, словно подлетели мы к ней.

И увидела я на самой вершине магичек. Странные они были — волосами как одна седые, хоть и юные совсем, от семи лет и до двенадцати, уж не более, но седые. И сидели все на полу, перед каждой низкий каменный столик, а на столике том яблоко, змея в банке мертвая, и птица, за одну лапку привязанная. И кричали те птицы, и пытались вырваться… да куда ж вырвешься, если крепко привязан.

И ходила меж теми седыми магичками взрослая, возраста не определить, и двадцать ей могло быть и семьдесят, а волосы как у всех — лунно-серебристые, неестественные.

— Я…- начала было.

— Смотри, — сказал водяной.

Смотреть было на что — одна из магичек, та, рядом с которой стояла учительница, протянула ладонь над яблоком и оно скукожилось, чернея на глазах, и оставляя после себя лишь серебристое облачко, собравшееся сверкающим туманом под ладошкой девочки. Движение, и вот облачко над тельцем мертвой змеи — магичка опускает ладонь ниже, и трупик вспыхивает, поглощая сияние, начинает шевелиться, вскидывается и атакует из последних сил пытающуюся вырваться птицу. Сверкнули ядовитые клыки, забилась пташка, теряя жизнь серебряными каплями… а те вниз не падали, поднимались вверх, впитываясь в ладонь магички, от чего седые волосы на голове ее заискрились серебряным сиянием.