— С удовольствием. Расставляйте, молодой человек.
Филолог расставляет. «Некто в сером» небрежно передвигает фигуры, но неожиданно Филолог объявляет:
— Вам некуда деться. Детский мат.
Начальник почтово-телеграфной конторы нахмуривается:
— To есть, как так — детский?
— Название такое.
— A-а!.. Да-с, давненько я не игрывал в эту игру, давненько.
Затаив обиду, он встает из-за стола и прощается со всеми. Марк Павлович тоже собирается домой.
На улице «некто в сером» язвительно замечает:
— Самолюбивый характер…
— У кого?
— У сынка нашего многоуважаемого отца Аввакума. Хэ-хэ! От горшка два вершка, а умничает, вмешивается в разговоры старших. Воспитание. Вот, подождите, выйдет, как пить дать, из него мошенник какой-нибудь или негодяй. Счастливо оставаться!
Начальник почтово-телеграфной конторы уходит, восвояси, унося с собой свою нестихающую злобу.
Погода, как предсказала старуха, и действительно меняется. Когда Марк Павлович приходит домой, незапертая калитка бьется в воротах; стонут деревья; столбы пыли прыгают по дороге, ударяются в стекла. Тьма прорезается светлыми зигзагами молний, как будто небесные стрелы отыскивают душу неправедную, чтобы ее ужалить. Б-бух! — гремит гром. Б-б-бу-бух!
Сгорбясь у стола, Марк Павлович думает про Эмму. Ей не нужна правда, она ищет безопасности и благополучия… Сорвалась, но вовремя ухватилась и уже тянется обратно.
— И пускай! — мрачно решает он, прислушиваясь к завыванию бури.
К утру погода унимается — светло и лазурно. «Кук-ка-ре-ку!» — радостно провозглашает под окном рыжий петушок.
После приема больных Марк Павлович идет в имение. Эмма Гансовна дома одна.
В столовой на стене оленьи рога; посуда на буфете расставлена в строгом порядке, около двери висит никелированный совочек с метелкою из разноцветных перьев.
Эмма Гансовна приветливо встречает гостя. Она в розовом батистовом платье.
— Ужасная вчера была гроза. Я не могла спать и все будила Фрица, мне одной было страшно.
Марк Павлович садится на стул, закуривает папиросу. Против него на стене ореховые часы с кукушкой. Кукушка скрывается в швейцарском домике, каждые полчаса она выскакивает оттуда и считает время.
— Милый, хочешь кофе?
— Нет, благодарю.
— Ну почему же?.. У нас очень хорошие сливки.
— Спасибо, не хочу.
Из златокудрой головки Эммы выпадает шпилька, Марк Павлович поднимает ее с пола и вручает Эмме.
— Danke sehr! — благодарит она, втыкая шпильку в косу.
— Ты не сказала? — спрашивает он ее.
Эмма Гансовна не понимает.
— Что?
— Ты не сказала твоему мужу?
— Ах нет, нет… Выпей кофе, я сварю очень скоро.
Она порывается взять с буфета кофейник, Марк Павлович задерживает ее.
— Не надо мне кофе, не надо же… Я не за тем пришел. Ответь мне прямо: останешься ты с мужем или уйдешь со мной?
Она ставит кофейник обратно на буфет и, засунув руки в карманы нарядного передничка, садится под часами, молчит.
— Ты меня любишь?
— О да!
Она ласково смотрит на него голубыми глазами.
— А мужа?
Эмма Гансовна вынимает руки из карманов и разглядывает розовые, тщательно подровненные ноготки.
— Я его уважаю… Он честный, порядочный, трудолюбивый…
— Mann! — злобно договаривает Марк Павлович. Она хочет рассмеяться, но выражение его лица пугает ее.
Ку-ку! — выскакивает из швейцарского домика кукушка. — Ку-ку!
Марк Павлович встает со стула.
— Ну, до свиданья.
— Подожди… Он ушел недавно, вернется к вечеру.
— Прощай!
Марк Павлович делает шаг к двери, но останавливается, подходит к Эмме Гансовне, берет ее руку.
— Решай же, родная… Не надо обмана и потаенности, мы будем смело смотреть всем в глаза…
Она молчит. Он обнимает ее. Их губы сливаются. Ему кажется, что нет такой силы, такой обязанности, которая могла бы разлучить его с Эммой. Она — маленькая лисица, но он приручил ее, она пойдет рядом с ним, не путая следов, не остерегаясь преследований — ведь она под его защитой.
— Решай же, Эмма. Я тебя буду ждать; ты придешь ко мне и навсегда останешься у меня.
Она не отвечает.
— Эмма, дорогая моя. Так надо!
Она отодвигается от него.
— Нельзя, милый. Тогда все будут говорить обо мне, что я бесчестная женщина, ушедшая от своего мужа.
— Поэтому, — усмехается Марк Павлович, — ты хочешь быть и действительно бесчестною, лишь бы про то никто не знал, лишь бы все было шито-крыто. Я не хочу предательства и обмана. Выбирай!
Из швейцарского домика выскакивает кукушка.
Ку-ку!
Прокуковав, она снова прячется в своем домике.
Марк Павлович целует руку Эммы Гансовны и выходит из комнаты. На крыльце его догоняет Эмма Гансовна, жалобно говоря:
— Какой ты нехороший!.. А я тебе приготовила подарок. Я вышила бисером и золотом — посмотри.
Она показывает ему бархатную туфельку-подчасник.
— Миленький рисуночек? Я его нашла в альбоме у Ворониных.
На туфельке золотое сердечко, а вокруг сердечка незабудки. Внизу же вышито готическими буквами:
Liebe mich so Ich dich, —
So lieben wir uns fürchterlich!
— Повесь на стене над кроватью… Я долго вышивала, когда оставалась одна.